Наше дело — табак
Шрифт:
– Ты какая-то не такая сегодня, - покачала головой Вика.
– Ну, расслабься, подруга. Чего тоскуешь?
– Да все то же.
– Я тебе так скажу, подруга...
– Пухленькая Вика строчила словами со скоростью пулемета и в отличие от немного флегматичной и часто задумчивой худосочной Лены являла собой типичный образец машины, которая поглощает и перерабатывает слухи и способна завести своей энергией кого угодно.
– Ты на них меньше внимания обращай. Это их работа - делать деньги и сходить с ума от этого.
– А наша работа?
–
– Да ну тебя...
– Станешь чумным. Такие деньги проворонили.
– Деньги, деньги, деньги, тугрики, - протянула Лена.
– С другой стороны - что, последние деньги? Не последние. Зато дуракам наука... Кстати, твой-то как?
– Я вижу, что ему тяжело. Такой удар.
– Ничего. Еще заработают. А не заработают - других найдем. А, подруга?
– Ну чего ты говоришь, - поморщилась Лена.
– А чего. Вон Инессу возьми. Ей вообще на все наплевать. Ей плевать, что Глушак злобой изошел. Для нее мужик - существо сугубо утилитарное. Как вол. Свое отслужил, перестал поле пахать - под нож.
– Ты скажешь...
– Сколько она уже мужей пережила? И один другого круче. И ей плевать, что у Глушака чердак сносит, что он как идиот по всему городу бегает и клянется найти того, кто его деньги стырил. Учись у этой шалавы.
– Я его вчера видела в китайском ресторане. Действительно, какой-то немного...
– Дурной.
– Вика нагнулась и зачерпнула в ладонь воду.
– Так это у него всегда было. Он же козел. Козел натуральный... Мой Казимирчик - тоже козел хороший. Но по сравнению с Глушаком - просто ангел. Вот тот козел. Всем козлам козел... Нет, все-таки по коктейлю.
Она жестом подозвала официанта и кинула ему:
– Толик, две "Афродиты". И соленый огурчик... Ну, чего вылупился? Шучу. Два коктейля...
Официант мягко и уважительно испарился, как умеют испаряться официанты в шикарных заведениях, чтобы потом так же уважительно возникнуть.
– Нет, ну ты скажи, Глушак не козел?
– Козел, - с чистым сердцем согласилась Лена.
– Грубая такая сволочь. Я вообще не знаю, как он деньги зарабатывает. И по виду, и по повадкам - чистейший снежный человек. Дикий, да. Питекантроп. Предок человека цивилизованного. Ты слышала, чтобы он с кем-нибудь по-человечески обошелся, слово доброе сказал? У него же все, как он говорит, "гниды", "уроды" и "падлы". Во, - она постучала по кафелю рядом со своим лежаком.
– Откройте, стучат... Из-за чего они с благоверным твоим разлаялись?
– Глушак решил, что Арнольд две фуры с "Мальборо" мимо него провел.
– А он провел?
– Знаешь, это их дела. Я в них не лезу, - раздраженно воскликнула Лена.
– Может, проводил, может, и не проводил, - не обращая внимания на нервный тон подруги, произнесла Вика.
– Но Глушак - он же психованный. И Арнольд твой тоже хорош, но он хоть
– Так.
Лена вспомнила, как Арнольд появился дома после конфликта с Глушко в черных очках. Под глазом мужа светился фингал, и ребро было сломано. Пришел и сказал тогда:
– Я больше в офис ни ногой. Пусть этот гад один работает. У него две извилины в башке, так что быстро по миру пойдет.
Но за те месяцы, что они поделили пополам бизнес и до сих пор пытались безуспешно поделить фирму "Восток", по миру Глушак не пошел. А в первый раз по-настоящему он влетел с деньгами, которые передал Сороке. Жадность подвела хотел получить сразу и много, поэтому вложился в это дело куда щедрее, чем требовала элементарная осторожность.
– Он же с людьми обращаться не умеет, - продолжала поливать Вика нелюбимого ей Глушко.
– Сразу рычит. Так что во всей этой истории с кидком Арнольда и моего дурака еще жалко. А этого питекантропа... Так ему и надо.
– Глушак подлец, - согласилась Лена.
– Муж мой с ним сколько лет были друзья - не разлей вода. Арнольд его от тюрьмы пять лет назад спас. Если бы не он, Глушак бы до сих пор сидел. А этот подлец его избил. Ну почему так, Вик? Ведь друзья же... А сейчас один на другого волком смотрят...
– Деньги, подруга, деньги. Друзья друзьями, а табачок врозь.
– Нет, я этого не понимаю.
– А мы много чего не понимаем.
– Ох, Вика, - вдруг с грустью произнесла Лена.
– Как же мне все осточертело! Ну почему так? В последнее время все с цепи сорвались. Одни разговоры - кинули, как деньги возвращать, как фуру растаможить... А я жру таблетки горстями.
– Тебе-то чего, подруга?
– Я боюсь. Понимаешь. Просыпаюсь, и мне страшно. Я не знаю, чем закончится этот день.
– А ты меньше напрягайся.
– Я не могу меньше напрягаться... Я выглядываю в окно, где Арнольд оставил джип, и не знаю, на месте ли он или его опять угнали. Две машины угнали за полтора года, почему бы не угнать третью. Я провожаю его на работу и не знаю, придет ли он обратно. Сороку убили, а я его неплохо знала еще до сигаретных дел. И жену его знаю... И самое страшное, постоянно примеряю все на себя - а как, если бы не его, а моего Арнольда...
– Нет, я тебя, конечно, понимаю...
– Я по ночам просыпаюсь... И мне кажется, что сейчас снова грохот этот услышу. Когда нам в гараж мину заложили полтора года назад. И мне опять страшно... Эти деньги. Опять будет что-то. Я чувствую.
– Когда будет, тогда и будешь голосить, - отмахнулась Вика. Ее оптимизму и жизнерадостному фатализму можно было только позавидовать. И издергавшаяся за последние два года больше, чем за всю предыдущую жизнь, Лена ей завидовала, поскольку сама так легко жить не умела. После взрыва ее гаража, когда Арнольд чудом остался жив, у нее начала дергаться щека. Чуть разволнуется - дергается.