Наше море

Дубровский Владимир Георгиевич

В 1 час 30 минут начальник штаба высадки капитан 2 ранга Нестеров доложил Холостякову:

–  Все десантные отряды прошли мыс Дооб. Катера идут, четко соблюдая строй!

Глухов, стоя на мостике катера, вполголоса разговаривал с Василием Андреевичем Ботылевым. Как только катера легли на светящийся створ у мыса Дооб, Глухов услышал тревожный вопрос, которого ожидал:

–  А не увидят эту иллюминацию немцы?

–  Нет, разведчики уже проверяли. Подбирались на резиновых шлюпках к самым воротам порта и оттуда гребли на Дооб. Все сделано как надо, Ботылев!

–  Тебе, Дмитрий Андреевич, можно

позавидовать: будешь знать, как идет операция. А мы, морская пехота, как выскочили на берег, так скорее бы зацепиться за какой-нибудь дом или стенку. А потом и не видишь уже ничего, что находится дальше автоматной очереди. Дым, грохот, кровь!

Глухов внимательно посмотрел на молодого офицера. Он понимал его состояние. Моряки шли очищать от врагов родную землю. И каждому хотелось поскорей узнать об исходе боя, увидеть освобожденный город. И хоть город лежит еще в развалинах, но люди уже мечтают о том времени, когда задымят трубы заводов, зацветут деревья на берегу, в порт придут теплоходы.

И Глухов подумал: «Не ценили мы многое до войны, а как хорошо, бывало, на зорьке посидеть с удочкой в Лесной пристани».

Ботылев родился под Москвой, в Рублеве, окончил Черноморское военно-морское училище, участвовал в десанте в Феодосию, за что был награжден орденом Красного Знамени, высаживался с Куниковым на Мысхако. Ботылеву недавно исполнилось двадцать два года. Он смущался [119] своей молодости и яркого румянца на щеках, ему очень хотелось походить на старых просоленных моряков, каким был, по его мнению, Глухов.

К мостику в ночной полутьме подошел морской пехотинец в стеганом ватнике.

–  Что тебе, Колот?
– спросил, сразу же узнав своего бойца, Ботылев.

–  Да ребята интересуются пирсами, где высаживаться будем. Не дадите ли нам карту, товарищ капитан-лейтенант? Мы в кубрике ее еще раз посмотрим.

–  Хитрый народ матросы! Наверное, что-нибудь новое придумали, - проговорил Ботылев, обращаясь к Глухову.
– Пойду потолкую с ними.
– И он, ухватившись за поручни, легко спрыгнул на палубу через ступеньки трапа.

–  Пошли, Колот. Ты, я вижу, уже скучаешь без меня!
– сказал он матросу.

Часть десантников расположилась в кубрике, и слышно было, как они вполголоса пели свою любимую песню:

Со смертью мы поспорим,

Пускай умрут враги.

Идет пехота моря -

Чеканные шаги.

Нам в бой ходить не ново

И бить фашистский сброд.

Мы знаем лишь два слова:

«Победа» и «Вперед»!

Глухов по-прежнему оставался на мостике. Темнело. С моря потянуло свежим ветерком. «Норд-ост к утру, наверное, задует», - подумал Глухов.

Флейшер доложил Глухову, что сейчас должны быть секущие береговые створы - последний ориентир, откуда катера устремятся по прямой в ворота Новороссийского порта.

Перед самым отходом кораблей Глухов распрощался с Косидловым, который должен был идти на катере.

–  Ни пуха тебе, ни пера!
– сказал на прощание Косидлов, обняв Глухова.
– Встретимся на причалах Новороссийска!

Волны тихо плескались у форштевней кораблей, однотонно гудели моторы. Глухов прислушался к этому тревожному спокойствию, вгляделся в темноту ночи и [120] подумал: «Сейчас начнется. Наверное, немцы уже

слышат шум наших моторов…»

За Новороссийском, у селения Кирилловка, где находился штаб крупного фашистского соединения, вспыхнули отсветы пожара. Глухов знал, что это сбросили бомбы наши «илы», отвлекая внимание- противника от Цемесской бухты.

Как только погасли постепенно тускневшие створные огни, обгоняя десантные корабли, со скоростью штормового ветра стремительно промчались торпедные катера. Это был отряд обеспечения высадки десанта. И, словно обвал в горах, загромыхали залпы один за другим. Эхо многократно повторило грохот, потрясший застоявшуюся тишину. Более восьмисот орудий и минометов начали артиллерийскую подготовку высадки десанта. Это артиллерия 18-й армии с приданными частями и батареи береговой обороны ЧФ - Матушенко, Солуянова, Зубкова и Давиденко - открыли огонь. Высоко над кораблями свистели снаряды, уходя к тому берегу, где сидели в дзотах и укрытиях фашисты.

С первым же залпом наших орудий Глухов взглянул на светящийся циферблат часов, а помощник командира записал в журнал боевых действий:

«В 2 часа 44 минуты 10 сентября 1943 года наша береговая артиллерия открыла огонь. Начался штурм Новороссийска».

Глухов почти одновременно увидел оранжевые вспышки и трассы светящихся пуль, прорезавшие темноту впереди по курсу катеров. Наверное, с молов у входа в порт ударили доты немцев. И сразу же огненные столбы взрывов поднялись с моря в темное небо. Это с ходу выстрелили торпедные катера. Торпеды, ударившись в бетонные молы, подняли в воздух вражеские доты.

Наступали решительные минуты. Глухов по УКВ передал на все катера: «Полный ход, иду к месту высадки».

В Новороссийском порту от артиллерийского обстрела возник пожар. Пламя осветило берег и пристани, и на фоне бушующего огня по носу кораблей встали облитые багряным светом защитные молы Новороссийской гавани.

Когда катер 081 приближался к воротам порта, самому опасному месту, где немцами был пристрелян каждый квадратный метр, мимо него, с гулом рассекая воду, снова промчались торпедные катера. Они атаковали торпедами [121] береговые доты и дзоты между мысом Любви и западным молом. Белые гребни промелькнули и где-то впереди. Это торпедные катера под командованием капитан-лейтенанта Африканова стремительно ворвались в гавань, снова раздались взрывы, и зарево поднялось в темное небо. Это взорвались торпеды, разрушая береговые доты и огневые точки в местах предстоящей высадки десанта.

Еще недавно черная и безмолвная, бухта озарилась теперь резкими сполохами света, наполнилась шумом, ревом и грохотом. Тысячи огненных трасс, прожекторных лучей и разноцветных ракет заполнили небо. Противник открыл ураганный огонь из пушек, пулеметов и минометов.

Глухов на мгновение отчетливо увидел и гребешки блестевших в неверном свете волн, и длинные черные молы с развороченными проломами взорванных торпедами дотов.

Вокруг мчавшихся к берегу десантных катеров поднимались всплески. Немецкие батареи с берега и окрестных гор били по заранее пристрелянным водным рубежам. На бухту налетали свирепые порывы ветра, и клубы черного дыма от пожаров ползли по воде. Это затрудняло движение катеров, но и укрывало их от прицельной стрельбы противника.