Нашествие хазар (в 2х книгах)
Шрифт:
– Верно, - подтвердил Доброслав.
– Думаю, не совсем вы правы, не токмо в стихерах, но и в жизни добрые есть… - стал защищать боляр верховный жрец. Ему обидно сделалось, что костровой и Клуд так сказ его восприняли, но доволен был Настей: смолчала, не встала в споре ни на одну из сторон…
– Так почём возбранились?! Стихера-то ведь не о боиле-болярине, а про Купальницу!
– воскликнула древлянка и как бы всех примирила разом.
Настя после Купальницы жила все эти пять дней трепетным ожиданием следующего праздника - она задумала в ночь на Купалу пойти одной на болото и поискать там траву архилим… Главное, на что рассчитывала древлянка - трава поможет родить мальчика…
«Корень её добр, - говорила
Живое предание о траве архилим дословно вспомнила: «Есть трава на земле, именем архилим, ростом в локоть, тонка, а видом синя, на сторонах листиков по девяти; на ней четыре цвета: червлён, багров, синь, жёлт. Та трава вельми добра, кто её нарвёт, ту траву, носит на себе, и тот человек не боится злых сил ни во дни, ни в нощи, ни злого человека; и супротивника одолеет, и люди его любят. А растёт по берегам рек, при болотниках…»
Если кто решиться на сбор травы архилим, тот весь день перед праздником Купалы говорить ни с кем не должен, будто во рту вода набрана. Нечистая сила бывает хитрющей до обольщения - прикинется кем хочешь, заговоришь словно со знакомым или другом сердечным, войдёт в тебя и с вечеру зачнёт водить от травы подале. Ни за что не найдёшь её.
Да и не каждый может за травой архилим отправиться в болотную глухомань в ночь на Купала: весь день промолчать - только четверть дела, самое жуткое впереди - злые духи начнут стращать; испугаешься и - пропал…
Знал сие Доброслав и, когда увидел, что задумала Настя, не на шутку встревожился… Сказал себе: «Буду сопровождать её незаметно, если что - защищу…»
Ложась спать, Настя прежде всего сказала сынишке:
– Ты завтра со мной не говори и ни о чём не спрашивай.
– А что так?
– Горло у меня заболело. Доброслав сказал, чтобы излечиться, нужно целый день молчать…
– Хорошо, мама.
И Радован слово своё сдержал.
А на следующий день вечером Настя принарядила его и мужчин в белые чистые рубахи, сама надела поверх полотняной исподницы лазоревый летник с накапками [274] , по подолу обшитый золотой тесьмой, со шнурком и бахромою и подбитый изнутри киндяком - ценной материей. Дорогой летник хранился у древлянки в сундуке, в него она обряжалась ещё до принятия новой веры, а теперь снова извлекла наружу… И волосник - богатый головной убор - тоже лежал в сундуке под кусками кожи водяной крысы, которая хорошо уберегала наряды от моли и затхлости… Ноги обула в кожаные сандалии, но не на греческий манер - с множеством ремешков.
[274] Накапки– широкие рукава летника, унизанные жемчугом.
Увидев её, такую нарядную, Клуд опять восхитился красотой своей возлюбленной. На улице одежда её смотрелась куда богаче, чем у поселянок. Летники у тех походили на рубахи крашеные, на головах - платки обыкновенные, на ногах чуни - лапти из пеньковой верёвки. Но ведь Настя-то не из простых… Уже знали об этом в селении, узнали и кем она доводится Клуду. А Доброслав у них - словно сказочный теперь богатырь: ушёл в неведомые края отомстить злодею и - отомстил! Всё разузнал о дочери верховного жреца, жезл ему возвернул, и на капище снова люди приходят своим богам молиться… Песни петь в их честь и гимны! Так же, как и сегодня вечером будут петь они во славу бога Купалы… А ближе к полночи женщины скинут с себя нарядные одежды, останутся в исподнем, чтоб удобнее через костры прыгать, а ранним утречком по влажной земле ходить и в росе купаться…
Но кто-то из молодиц, как и Настя, ночью за травой архилим пойдёт или цветком папоротника…
Костровой и Родослав к кумирне удалились. Клуд, Радован и Настя подошли к общему месту, где старики, сидя в кружок, добывали огонь из
Пока добывался стариками огонь из дерев, собравшиеся хранили глубокое молчание. Но едва он показался, всё ожило и запело… Запалили большой костёр, от него с факелами и весёлыми криками побежали зажигать которые поменьше. И вскорости огни заполыхали по всей округе…
Старики вытащили из тобол баклаги с хмельными напитками, стали попивать, вспоминать старину. «А я вам скажу… Было это годков двадцать назад, а может и более…» - «А со мной лет десять назад вот что случилось…» И, чуть захмелев и перебивая друг друга, с грустью, а чаще со смехом рассказывали о своих былых приключениях. Усадили рядом с собой Доброслава и его заставили поведать подробно о том, что произошло с ним в Хазарии и Византии…
Пока он излагал, Радован со сверстниками играл неподалёку, прыгал через огонь; мимо проходили женщины, у которых хворые дети, сжигали в кострах снятые с них сорочки; верили - огонь в ночь на Купалу очистит, а больным поможет выздороветь…
Девушки и молодицы водили хороводы:
Девки, бабки, - На Купалу! Ладу-ладу, На Купалу! Кто не выйдет На Купалу, Ладу-ладу, На Куполу! Ой, тот будет Пень-колода, Ладу-ладу, Пень-колода! А кто пойдёт На Купалу, Ладу-ладу, На Купалу! А тот будет Бел берёза, Ладу-ладу, Бел берёза!Как бы хорошо подпела и Настя, если б не обет молчания! Поначалу Клуд следил за древлянкой, но потом, увлёкшись рассказом да ещё под хмельком, потерял её из виду, но ближе к полуночи, всполошившись, стал искать - не нашёл. Взяв на руки полусонного Радована, вернулся в мурью… Думал застать Настю, но опоздал: лишь летник лежал на ложе…
Доброслав уложил мальчишку на лавку. Накинув на белую рубаху зипун, выбрался снова наверх. Прислушался… Тихо. Замолкли песни. Молодые перестали водить хороводы и прыгать через костровые огни. Наступило время гаданий, собирания трав и цветов, - в эту ночь, кому надо, покажут они себя сами… И каждый, кто отважился этой ночью пойти за ними, надеялся - именно ему подвалит счастье…
Доброслав поднял голову - небо, дотоле высветленное крупными звёздами, подёрнулось облаками. Сделалось темно, лишь от костров извивались багровые языки пламени и лизали эту ночную темноту да на болоте с места на место перебегали светляки…
Оттуда потянуло холодным сырым ветром. Он забрался под рубаху Клуду, и тот слегка поёжился, потом заоглядывался, выбирая сторону, в которую следует пойти… И тут на краю яруга узрил женскую фигуру в белом и по обличью определил, что это Настя. Бегом бросился вперёд, хотел ей крикнуть, но споткнулся… Мельком глянул под ноги - лежащее внизу показалось белым черепом лошади… И фигура в белом пропала…
– Чур меня, чур!
– вслух произнёс невольно, и возобновил в памяти давний рассказ друга-язычника, которого звали Дубыней, о том, как искал он кумирню Белбога и как тоже обнаружил на дороге лошадиный череп… Но сейчас, как тогда, не раздался свист лопнувшего пузыря; заклинание Клуда, видимо, отрезвило нечистую силу, а что она начала водить Доброслава, в этом у него уже не оставалось сомнения… Через некоторое время он снова очутился возле мурьи.