Наши уже не придут 2
Шрифт:
«Обычный человек, живущий в мире будущего, который испытывает трудности, свойственные людям, живущим в этом мире», — начал формулировать сюжет Аркадий. — «Ипотеку надо платить, зубы лечить очень дорого, электромобиль ремонтировать дорого, где взять деньги, как же быть — вой на Луну. Ау-у-у-у!»
Назвать его он решил Олегом.
«Детей нет, но есть налог на бездетность, вычитаемый сразу из зарплаты», — продолжал размышлять Немиров. — «Кругом старики, он сам почти старик, но всё ещё работает, так как государство уже давно отменило социальное
Вдохновение нахлынуло на него, и он начал набирать текст пролога.
«В каждом нормальном романе должен быть пролог», — подумал он.
*16 сентября 1919 года*
— Ну, наконец-то! — обрадовался Аркадий, когда Дзержинский сошёл на перрон.
Феликс Эдмундович удивился, но быстро взял себя в руки.
— Начинайте! — скомандовал Аркадий.
Оркестр заиграл музыку — симфоническую версию «Первый день осени». Песня эта уже стала неофициальным гимном Революции, причём каждый исполнитель знает, что написал её некий Сергей Бобунец, но кто он и откуда — неизвестно.
Есть множество теорий, начиная от матроса с Авроры, трагически погибшего в ходе сражений после взятия Зимнего, заканчивая Есениным, который не отрицает, но и не подтверждает. Самое главное — ничто не ведёт к Аркадию, который не хотел бы себе такой славы.
«Бобунца тут нет, поэтому пусть будет народной», — подумал он.
Улыбающийся Дзержинский подошёл к нему и крепко пожал руку, после чего с удовольствием слушал недурное исполнение всем известной музыки.
— Трогательно, — произнёс он, когда оркестр закончил играть. — Признателен.
— А как ещё мне встречать избавителя? — обрадованно спросил Аркадий. — Голоден?
— Я в вагоне… — заговорил Феликс Эдмундович.
— Идём, экипаж ждёт, — позвал его Немиров.
Они доехали до здания Совета, но пошли не в зал заседаний, а в столовую, что стояла через дорогу, на углу Пирожковского проспекта.
— Как доехал? — спросил Аркадий, когда они заказали по борщу, по котлете с макаронами.
— Рутинно, — пожал плечами Дзержинский. — Мне опять за тобой доделывать?
— Чего это сразу доделывать? — удивился Аркадий. — У меня всё по регламенту — строили коммунизм всей губернией. Основу заложили, а тебе самую малость оставили — просто достроить…
— Я заметил, что когда ты очень доволен, то превращаешься в весёлого и жизнерадостного человека, — улыбнулся Феликс Эдмундович.
— А кто нет? — вопросил Аркадий.
— Свердлов, например, — ответил Дзержинский.
— Туше, — вздохнул Немиров.
— С контрой разобрался? — уточнил Феликс.
— Обижаешь, — произнёс Аркадий, изобразив обиду. — Они у меня вот здесь все были!
Он сжал кулак и потряс
— Верю, — кивнул Дзержинский. — А милиция?
— Образцового порядка, — заверил его Немиров. — Следственный отдел самостоятельно выявил боевую группу эсеров, взявшихся за старое…
Эсеры очень расстроились от того, что их не пустили к кормилу власти, поэтому заняли позицию «против всех». Большевиков многие из них просто ненавидят. Поэтому совершенно неудивительно, что боевая группа, засевшая в доме у Иерусалимского кладбища, задумала убрать военного коменданта и весь его аппарат. Они начиняли бомбы взрывчаткой, причём делали это в самый неудачный момент — в момент милицейской облавы.
Подвал жилого дома взорвался и был погребён первым этажом, в результате чего погибла большая часть боевиков и девятнадцать мирных жителей, живших на этаж выше.
Это был печальный инцидент, но если у них было так много взрывчатки…
— Уже доложили, — кивнул Дзержинский. — Вы уже установили, откуда взрывчатка?
— Установили, — вздохнул Аркадий. — Они упёрли не менее семидесяти артиллерийских снарядов со складов корниловцев или с артиллерийских позиций. Ножами вырезали тротил, после чего снаряжали им свои самоделки. Не знали, дурачки, что гораздо быстрее выплавлять тротил на водяной бане — я бы так делал.
— Опасный ты человек, Аркадий Петрович, — улыбнулся Феликс Эдмундович.
— Работа у меня такая, — пожал тот плечами. — На все случаи жизни нужно быть готовым. И на все случаи смерти тоже…
— Ты особо не распространяйся об этом способе, — попросил Дзержинский. — Я вот не знал, эсеры не знали.
— За кого ты меня принимаешь? — нахмурился Аркадий. — Это я тебе только сказал, по секрету.
— Ага-ага, по секрету… — усмехнулся Дзержинский, после чего посмотрел на него, прищурившись. — Эх, всё-таки, слишком ты довольный. Огорчить тебя хочется!
— Валяй, — махнул рукой Немиров.
— Дошёл до меня слух, будто после войны правительство ждут большие реформы, — сообщил ему Феликс. — И будто бы товарищ Ленин видит тебя где-то в оборонной промышленности…
Аркадий посмотрел на него ничего не выражающим взглядом.
— Откуда сведения? — спросил он.
— Слухи, — развёл руками Дзержинский. — Может оказаться, что это всё лжа и тебя оставят в покое. Как ты там говорил? В зоне комфорта?
— Да, в зоне комфорта, — вздохнул Аркадий. — А насчёт тебя, что говорят в слухах?
— Слухи загадочно молчат о моей персоне, — ответил на это Феликс. — В основном о тебе болтают всякое. То ты Пермь взял, то ты японцев разбил, то ты неженатый ходишь уже слишком долго, а все барышни вздыхают. Больше, кстати говоря, болтают о последнем. Жениться тебе надо.
— Занимаюсь вопросом, — кивнул Аркадий. — А ты, как всегда, пашешь, как проклятьем заклеймённый?
— Уж кто бы говорил, — улыбнулся Дзержинский.
— Как дела со здоровьем? — спросил Немиров.
— Я в полном порядке, — ответил тот.