Наши за границей
Шрифт:
— Такъ-то оно такъ, но вдь и на эту компанію полагаться не слдуетъ, — отвчалъ Николай Ивааовичъ. — Почемъ ты знаешь: можетъ быть, эти-то два француза именно мошенники и есть. Мы заснемъ, а они поднесутъ намъ къ носу хлороформу, усыпятъ насъ покрпче, да и ограбятъ.
— Да что ты! Не похожи они, кажется, на мошенниковъ, — испуганно проговорила Глафира Семеновна
— То-есть какъ это не похожи? Что они одты-то хорошо? Такъ вдь по желзнымъ дорогамъ мошенники оборванцы не здятъ.
— Ну, вотъ, Коля, ну, вотъ ты меня и смутилъ. Теперь я опять
— Бояться тутъ особенно нечего, а просто надо держать ухо востро и спать поперемнно: сначала ты поспишь, потомъ я посплю
— Да, удержишься ты, ежели я засну! Какъ-же, дожидайся! Ты первый соня.
— Не хвались, горохъ, и ты не лучше бобовъ. А я вотъ лучше опять выну изъ саквояжа револьверъ и спрячу его въ боковой карманъ. Пусть они видятъ, что мы все-таки при оружіи.
И Николай Ивановичъ съ важной миной вынулъ изъ саквояжа револьверъ, внимательно осмотрлъ курокъ и спряталъ револьверъ въ боковой карманъ. Толстый французъ взглянулъ на Николая Ивановича и съ улыбкой сказалъ:
— C'est l'ami de voyage?
— Вуй. Закуска славная. Всякій останется доволенъ, — отвчалъ тотъ, самоувренно хлопая себя по карману.
Минутъ черезъ десять толстый французъ началъ звать, наклонился къ Глафир Семеновн и, сказавъ «pardon, madame», снялъ съ себя полусапожки, надлъ гарусныя туфли и, замнивъ шляпу-цилиндръ красной феской, поджавъ подъ себя ноги, пріютился въ уголку и сталъ сопть и похрапывать. Французъ въ яркомъ галстук и съ черными усиками все еще бодрствовалъ. Онъ нсколько разъ вынималъ изъ кармана круглую лакированную бонбоньерку, бралъ оттуда маленькія конфетинки и посылалъ ихъ себ въ ротъ.
— Вишь, какой лакомка! — замтила Глафира Семеновна и прибавила:- Нтъ, эти французы не мошенники.
— Почему это? — спросилъ Николай Ивановичъ. — Что одинъ спитъ, а другой конфекты стъ? Ничего не значитъ, душечка. Можетъ, все это для отвода глазъ.
— Ну, зачмъ ты меня пугаешь? Съ какой стати? и себя стараюсь успокоить, а ты…
— Ты и успокаивайся, а я все-таки буду держать ухо востро.
Еще черезъ нсколько времени французъ съ усиками началъ разговоръ. Онъ приподнялъ передъ Глафирой Семеновной шляпу и спросилъ:
— Madame et monsieur sont les russes?
— Вуй, монсье, — отвчала Глафира Семеновна.
— Позвольте мн отрекомендовать себя, какъ француза, бывалаго въ Россіи. По дламъ тхъ фирмъ, представителемъ которыхъ я нахожусь и въ настоящее время, я пробылъ недлю въ Петербург и недлю въ Москв. Я обвороженъ русской жизнью. Le isvostschik, le samovar, le tro"ika, le vodka, les mougiks — все это я видлъ и отъ всего въ восторг, тараторилъ французъ и продолжалъ припоминать русскія слова, названія нкоторыхъ петербургскихъ и московскихъ улицъ и зданій. — Я комми-вояжеръ… — произнесъ онъ въ заключеніе.
Глафира Семеновна слушала и молчала.
— Je crois, que madame parle fran`eais? — спохватился спросить ее французъ.
— Энъ пе, монсье… — отвчала она и, обратясь къ мужу, пояснила, что поняла изъ того,
— Прекрасно, прекрасно, но все-таки ты съ нимъ не очень… Чортъ его знаетъ, можетъ быть, онъ и вретъ, что онъ изъ торговаго класса, — отвтилъ Николай Ивановичъ. — Морда, знаешь, у него не торговая.
Еще черезъ нсколько минутъ французъ съ усиками, вынувъ бонбоньерку, предложилъ изъ нея Глафир Семеновн конфектъ. Глафира Семеновна колебалась, брать ей или не брать, — и взглянула на мужа.
— Да бери, бери. Ничего… Онъ самъ ихъ лъ, стало-быть отравы нтъ.
Глафира Семеновна взяла конфетку и положилъ ее въ ротъ.
Еще черезъ полчаса французъ съ усиками снялъ съ стокъ надъ сидньемъ свои два маленькіе чемоданчика и, раскрывъ ихъ, началъ показывать Глафир Семеновн образцы товаровъ тхъ фабрикъ, по представительству которыхъ онъ здитъ по разнымъ городамъ. Это были большіе куски дорогихъ кружевъ, фаншоны, пелерины, тюники. Французъ показывалъ и говорилъ цны.
— Ахъ, какая прелесть! — восторгалась Глафира Семеновна. — И какъ дешево! Коля! Коля! Смотри! Цлый кружевной воланъ и всего за шестьдесятъ франковъ. Вдь у насъ въ Петербург за такой воланъ надо заплатить шестьдесятъ рублей и то еще не купишь, — говорила она мужу и, обращаясь къ французу, спросила: И онъ пе ашете ше ну?
— Это только образцы, мадамъ. По этимъ образцамъ мы принимаемъ заказы и продаемъ вообще en gros, но эта вещь у меня въ двухъ экземплярахъ и ежели она вамъ нравится, то я вамъ могу ее уступить по фабричной цн,- отвчалъ французъ.
— Коля, ты передо мной виноватъ, глубоко виноватъ за твои безобразія въ Париж, а потому, какъ хочешь, ты мн долженъ купить этотъ воланъ. Къ тому-же, ты и общалъ мн подарокъ за свою провинность. Вдь всего только шестьдесятъ франковъ, — приставала къ мужу Глафира Семеновна.
— Деньги-то, понимаешь-ли ты, деньги-то мн не хочется ему свои показывать, — отвчалъ Николай Ивановичъ. — Можетъ быть, онъ и товарами-то тебя съ мошенническою цлью заманиваетъ, чтобы узнать, гд у меня лежатъ деньги, и потомъ ограбить.
— Да полно! Что ты! Онъ на мошенника нисколько не похожъ.
— Ну, покупай.
Николай Ивановичъ осторожно ползъ въ карманъ и, не вынимая всего кошелька, ухитрился какъ-то вытащить три двадцати-франковыя монеты и передалъ ихъ французу.
Французъ продолжалъ перебирать свои товары.
Посл кружевъ онъ перешелъ къ шелковой басонной отдлк, отъ басонной отдлки къ лентамъ, и кончилось тмъ, что Глафира Семеновна купила у него еще на сто десять франковъ.
— Вотъ чортъ нанесъ соблазнителя! — сердито бормоталъ Николай Ивановичъ.
LXXV
Покупками своими у комми-вояжера Глафира Семеновна была буквально очарована. Она нсколько разъ принималась ихъ разсматривать, поднимая къ свту лампы, устроенной въ потолк вагона, а комми-вояжеръ, покручивая свои черненькіе усики, продолжалъ расхваливать проданный товаръ.