Насилие и социальные порядки

Вайнгаст Барри

С концептуальной точки зрения ключевая идея западной политический традиции заключается в том, что баланс интересов в политике — ключ к защите прав. Как хорошо известно, данный тезис обосновывался Мэдисоном в «Федералисте» (статья № 10). В Великобритании существовал такой баланс интересов короля, лордов и представителей палаты общин, при котором они сдерживали друг друга. Согласно Аристотелю, именно интерес одного, нескольких и многих есть то, что должно сохранять баланс. Ограничения на доступ во всех естественных государствах создают группы интересов, эти политические, экономические и военные группы уравновешивают друг друга в рамках господствующей коалиции. Исторически еще в 1790 г. в Великобритании, Франции и США партии и корпорации мыслились как угроза для республиканского общества; считалось, что организованные

группы интересов способны нарушить баланс внутри правящей коалиции. Хотя британские виги, французские республиканцы и американские отцы-основатели и пытались создать общества с формальной и неформальной системой сдержек и противовесов, которую они мыслили как способ защиты прав элит, лишь некоторые из них, если таковые вообще были, выступали в поддержку идеи открытого доступа.

Уникальная черта первых переходов заключалась в том, что к середине XIX в. те самые партии и корпорации, которых так сильно опасались еще в 1790 г., стали считаться важными элементами поддержания стабильности. При действительном переходе общества трансформируют элитные привилегии, основанные на личной идентичности, в элитные права, основанные на безличном гражданстве. Конкурирующие политические партии и открытый доступ к экономическим организациям становятся существенной частью системы защиты гражданских прав. При последующих переходах вера в неизбежную опасность политических партий и корпораций окажется поколебленной примером Великобритании, Франции и США, мы называем эти страны первопроходцами, так как они первыми осуществили переход.

Трансформация мышления об организациях и институтах, поддерживающих организации, не была связана с республиканскими политическими теориями XVIII в. Прежние теории опирались на утонченный анализ естественных государств, в которых ценился политический баланс и был силен страх того, что политические фракции, а также использование экономических привилегий в политических целях приведут к разбалансировке конституционного равновесия сил в рамках общества. Новые идеи и институты, касающиеся упорядочивания элит, возникли из изменившегося опыта и новой интерпретации этого опыта. В процессе эволюции большая часть словаря прежней республиканской теории сумела сохраниться, особенно это верно в отношении доминирующей заботы о балансе, но партии и корпорации оказались трансформированы в силы, которые могут поддерживать баланс, а не нарушать его. Однако партии и корпорации могут поддерживать баланс интересов лишь при условии открытого доступа и конкуренции. Этих условий не существовало вплоть до XIX в., соответственно, республиканские теоретики XVIII в. не могли их ни наблюдать, ни предвидеть.

Как мы утверждали в 4-й главе, открытый доступ поддерживает и защищает гораздо более гибкий баланс в рамках политики и экономики. Доступ, однако, не вытекает из сбалансированности интересов в обществе. Все естественные государства сохраняли баланс интересов и без всякого открытого доступа. В начале XIX в. развилось новое понимание, согласно которому открытый доступ — это способ гарантировать баланс интересов в политике и экономике. Нередко данная мысль формулировалась на языке прав: предоставление гражданам права участия в политической жизни — лучший способ обеспечить всех граждан гражданскими и экономическими правами. Логика данного аргумента — это логика порядков открытого доступа; открытый доступ защищает и поддерживает динамический баланс интересов в рамках общества.

К 1880 г. конкурентные политические партии и открытый доступ к корпоративным формам во многих сферах экономической и социальной жизни стали заметными чертами всех трех обществ-первопроходцев. Тем не менее развивающаяся институциональная структура данных стран следовала различными путями. Не было никакого ясного, простого и уникального рецепта действительного перехода. Великобритания пришла к конгениальной парламентской суверенности с небольшим количеством явных сдержек и противовесов. Франция вверглась в ситуацию восьмидесятилетней конституционной нестабильности, за это время она повидала республики со всеобщим избирательным правом для мужчин, монархии и законодательную тиранию. В США установилась насыщенная избирательная федеральная система со стабильной национальной конституцией и правительствами штатов, которые

продолжили эксперименты со своими институтами.

Когда действительный переход начал набирать оборот — где-то с 1830 г., — доступ продолжал открываться, а неэлиты стали использовать организационные формы, чтобы решать вопросы из своей собственной повестки. В отличие от прошлых периодов в европейской истории, в конце XIX в. неэлитные организации в странах, которые мы относим к первопроходцам, ни подавлялись, ни запрещались. Полноценное гражданство подразумевало не только право голоса; оно допускало неэлиты к формированию организаций. Профсоюзы, социалисты, церкви, сторонники расширения избирательных прав — все эти группы начали создавать экономические и общественные организации, которые они использовали как стартовые площадки для создания политических движений. Преданность идее открытого доступа осталась; рост новых организаций не был подавлен. Политическая и экономическая конкуренция выросла как в своем масштабе, так и в своей интенсивности.

Расширение прав гражданства на более широкие слои населения стало важным элементом усилившейся политической конкуренции. Государство начало обеспечивать общественные блага — инфраструктуру, образование, социальное страхование — и распространять их на основе безличных критериев, препятствуя манипулированию данными общественными благами в политических целях. Безличное гражданство распространялось на все большие слои, и все большее число людей получало возможность избирать свое правительство. Безличное гражданство расширялось также и интенсивно, по мере того как росли возможности государства в обеспечении общественных благ безотносительно фракций или партий (или, на языке современной Америки, безотносительно пола, расы, вероисповедания, цвета кожи или возраста).

Наш исторический акцент на Великобритании, Франции и США середины XIX в. делает нас уязвимыми для обвинений в том, что мы приходим к своим заключениям на основе очень узкого уникального евроамериканско- го контекста, который не имеет аналогов в иных обществах. Мы согласны с тем, что случайные исторические тропы, которыми проследовали эти три страны, уже никогда не повторятся в последующих переходах. Не в последнюю очередь это связано с тем, что опыт первых переходов изменил наше мышление о мире.

Но все же избранный нами фокус имеет и свои достоинства. Рамка, необходимая для понимания перехода, должна соответствовать опыту первопроходцев. Внимание к Великобритании, Франции и США удовлетворяет данному требованию ценой игнорирования, например, голландского и швейцарского опыта. Процесс открытия доступа к политическим и экономическим организациям, равно как и созревание гражданского общества, — это черта всех развитых обществ. Даже если особый исторический путь первопроходцев, приведший к открытому доступу, и является уникальным, каждый последующий переход стремился достигнуть того же самого результата в том, что касается институтов, организаций и трансформации элитных прав в права гражданские. Все большая утонченность организации нередко рассматривается как случайная черта современности, а не как фундаментальная трансформирующая сила, имеющая свое собственное самостоятельное значение. Следовательно, крайне важно показать, что первопроходцы намеренно конструировали социальные инструменты так, чтобы те способствовали более утонченной организации, и делали эти инструменты доступными для всех эли т.

Боязнь фракций

Современная политическая теория начинается с Макиавелли. Его особенно интересовала проблема фракций и того, как поддерживать баланс между конкурирующими фракциями. Конкуренция между элитными фракциями в естественных государствах включала в себя все возможные способы конкуренции, в том числе и насильственные. Как пояснял Мэдисон в «Федералисте» (статья № 10), «под фракцией я разумею некое число граждан — независимо от того, составляет ли оно большую или меньшую часть целого, — которые объединены и охвачены общим увлечением или интересом, противным правам других граждан или постоянным и совокупным интересам всего общества». Угроза стабильности и порядку в естественном государстве обычно исходила от фракций элит в рамках господствующей коалиции, которые пытались использовать насилие или принуждение, для того чтобы обрести контроль над политической системой.