Насилие над разумом

Меерлу Джуст

Тоталитарная чистка всегда сопровождается тщательно продуманной церемонией признания, в которой обвиняемый публично раскаивается в своих грехах, почти также, как и ведьмы в Средневековье. Это общая формула: "Я признаюсь в своих сомнениях. Благодаря критике товарищей, я смог очистить свои взгляды. Я склонюсь в смирении перед мнением своих товарищей и Партии и благодарю за возможность исправить свои ошибки. Вы дали мне возмножность отречься от поедающих меня вопросов. Я признаю свой долг перед самоотверженным лидером и народным правительством." Стратегия общественного выражения позора имеет два эффекта: она служит ритуалом самочищения, чтобы вызвать чувства детской покорности среди люди, и в то же время, она предлагает каждому гражданину защиту от собственных укоренившихся

психологических проблем, чувства вины и подлости.

Где-нибудь глубоко в себе, гражданин Тоталитарии знает, что отказался от своей зрелости и ответственности; публичные чистки снимают чувство его стыда. "Это другие виноваты и испорчены, а не я", думает он. "Именно они постоянно плетут интриги и лукавят". Но те же самые вещи в которых он подозревает других, верны и для него. Он боится других, они предадут его, потому что он не может быть уверен в своем собственной мнении, что он не предаст их. Таким образом его внутреннее напряжение растет и чистка приносит регулярную кровавую жертву его собственному страху и богу страха.

Сам факт, что этот ритуал принудительного признания и чистки должен повторяться снова и снова указывает на то, что человек развивает внутреннюю защиту сознания от него и чем чаще этот ритуал случается, тем он становится менее эффективным средством для пробуждения вины и террора. Так же, как гражданин Тоталитарии становится тверже или тупее по отношению к террору из-за постоянного официального вторжения в его частную жизнь, таким же образом, он становится почти неуязвимым к призывам к измене и диверсиям.

Таким образом, поскольку чистка становится менее эффективной как инструмент приручения, тиран ее чаще использует, чтобы унять свои собственные страхи. История предоставляет нам многие примеры революций, которые в конечном счете утонули в кровавом господстве террора и чистки. Некоторые самые преданные герои и лидеры Французской революции встретили смерть на гильотине республики, которую они помогали создавать.

Безумное обвинение и черная магия

Безумное обвинение и черная магия, как все другие инструменты приручения в Тоталитарии не новы, но в примитивных цивилизациях и в доисторические времена ремесло черной магии было довольно простым. Чтобы довести свою жертву до разрушения и смерти, шаману было достаточно просто разломать или искалечить маленькую статуэтку обвиняемого преступника, показать или толкнуть посохом самого человека, проклинать и поносить его словами и жестами. Своей слепой верой в волшебный ритуал, жертва становится одержимой страхом и часто доводит себя до распада и просто умирает (Малиновский).

Эта убивающая чужаков магия имеет множественные психологические значения. Жертва магического заклинания часто рассматривалась как символ бога племени, всеобщей власти и отца. Он должен умереть, потому что само его существование пробуждает вину и раскаяние среди его людей. Его смерть может заставить замолчать внутренние голоса, предупреждающие каждого человека о надвигающейся гибели. Иногда жертва приходит из другого племени. В этой ситуации чужак наиболее легкий козел отпущения и его наказание служит столкновению амбивалентных чувств у членов убивающего племени. Ненависть к посторонним контролирует и преломляет ненависть и агрессию, которую каждый человек чувствует к своей собственной группе и к себе. Чем больше страха здесь, в обществе, тем больше вины чувствует каждый член общества, тем больше он нуждается во внутренних козлах отпущения и внешних врагах. ВНУТРЕННЯЯ НЕРАЗБЕРИХА ИЩЕТ РАЗРЯДКИ ВО ВНЕШНИХ ВОЙНАХ.

Воздух в Тоталитарии полон сплетен, клеветы и слухов. Любое обвинение, даже ложное, сильнее влияет на население, чем последующая защита. Перечени обвинительных актов, сделанные из целой ткани, сотканы против невинных, особенно против бывших лидеров, которые смогли развить некоторое личное уважение и преданность среди своих друзей и последователей. Сфабрикованные обвинения против нас делаются всегда,

чтобы пробудить неосознанное чувство вины и заставить нас дрожать.

В нашем анализе психологических сил, которые заставляют военнопленных и других политических жертв признаваться и предавать, мы видим насколько сильно чувство скрытой вины и сомнения каждого человека принуждает его сдаваться требованиям и идеологии врага. Тот же самый механизм постоянно работает среди граждан Тоталитарии. Обвинения других напоминают ему собственные внутренние восстания и сражения, которые он не смеет показать, таким образом, обвиняемый, даже если он и невиновен, становится козлом отпущения для своего личного чувства вины. Трусость заставляет других граждан нашей мифической страны, отворачиваться от жертвы, чтобы не быть обвиненными самим.

Сам факт того, что возможен подрыв репутации, показывает непрочность и чувствительность человеческой симпатии и сострадания. Даже в свободных демократических обществах, политические кампании часто проводятся в атмосфере экстравагантных обвинений и еще более диких встречных обвинений. Начинается момент стратегии дикого обвинения, со всем его неприятным шумом брани и клеветы, мы забываем стратегическое намерение за словами и оказываемся под влиянием крика и навешивания ярлыков. "Возможно", говорим мы сами себе, "в этой истории что-то есть".

Это, конечно то, что хочется клеветнику. В умах политиков все еще существует иллюзия, что цель оправдывает средства. Но кампания клеветников приводит к парадоксальным результатам, потому что сам факт сделанного необоснованного обвинения ослабляет чувство нравственности и слушателя и обвинителя.

Шпиономания

В Тоталитарии этот порочный круг обливания грязью достигает своего самого полного расцвета. Утонувший в царстве подозрения, гражданин Тоталитарии страдает от ужасной иллюзии преследования - "шпиононойи-", шпиономании. Он все время начеку, наблюдает за своими собратьями. Его добрый сосед в любой момент может стать саботажником или предателем.Гражданин Тоталитарии вряд ли когда нибудь станет искать беспорядок или недостатки в своей собственной душе, но проецирует их на козлов отпущения - пока наконец сам не становится жертвой чей-либо шпионойи. Каждый гражданин постоянно ищет внутренние мысли у всех остальных. Поскольку его собственные скрытые мысли спроецированы на соседей, думая их, он становится врагом. Этот сильный страх перед внутренними мыслями о наших собратьях, связан с общим процессом параноидальной переоценки мира, как результат страха и тоталитарного мышления. Отрицание человеческой преданности и постоянные подозрения в измене и саботаже, выражаются через полностью инфантильную мифологию Тоталитарии и отречение от зрелых человеческих отношений. Через допросы, злобную клевету, оскорбления, психический террор и деморализацию — как это и происходит при индивидуальном и коллективном промывании мозгов — человек может быть настолько сильно деморализован, что он принимает любую политическую систему. Он — ничто и никто; почему он должен выступать против? В Тоталитарии нет открытой политики, нет свободного обсуждения, нет честных расхождений во мнениях; есть только интрига и обвинения, с их запугивающим влиянием на массы.

Стратегия дикого обвинения используется не только против населения Тоталитарии, но также и против остальной части мира. Тоталитарии нужны образы внешних врагов - воображаемых жестоких монстров, которые распространяют чуму и болезнь - чтобы оправдать свои собственные внутренние проблемы. Остатки совести отдельного гражданина успокоены и сдерживаются под контролем параноидной атаки на остальную часть мира. "Враг отравляет нашу еду, заражая жучками и бактериями наши зерновые культуры". Этот миф воображаемого мирового заговора нацелен на объединение запуганных граждан Тоталитарии для совместной защиты от несуществующих опасностей. В то же время, это скрывает внутренние неудачи, которые привели к уменьшению урожая зерновых культур и отсутствию еды.