Насилие над разумом

Меерлу Джуст

И наоборот, человек, который достаточно силен, чтобы принять зрелую взрослую жизнь, вступает в новый вид свободы. Правда, эта свобода — понятие двусмысленное, поскольку она предполагает ответственность за принятие новых решений и столкновение с новыми неопределенностями. Границы свободы — это анархия и произвол, с одной стороны, и регламентация и удушение правилами — с другой.

Если бы только мы могли найти простую формулу зрелого отношения к жизни! Даже если мы назовем это демократическим духом, нам все же легче объяснить, чем демократия не является, чем чем она является. Можно сказать, что наша индивидуализирующая демократия — враг слепой власти. Если мы хотим более подробного

психологического объяснения, мы должны противопоставить его тоталитаризму.

Наша демократия против тотальной регламентации и уравнивания своих личностей. Он не требует однородной интеграции и плавной социальной адаптации. Демократия по сравнению с этими целями предполагает уверенность в спонтанности и индивидуальном росте. Он способен постулировать прогресс и исправление зла. Он защищает сообщество от человеческих ошибок, не прибегая к запугиванию. Демократия исправляет свои ошибки; тоталитаризм считает себя непогрешимым. В то время как тоталитаризм управляет общественным мнением по прихоти и манипулирует им, демократия обязуется регулировать общество с помощью закона, уважать человеческую природу и защищать своих граждан от тирании одного человека, с одной стороны, и обезумевшего от власти большинства, с другой. Демократия всегда ведет двойную битву. С одной стороны, оно должно ограничивать возрождение асоциальных внутренних импульсов у индивидуума; с другой стороны, он должен охранять личность от внешних сил и идеологий, враждебных демократическому образу жизни.

Битва на два фронта

Внутренняя гармония между социальной адаптацией и самоутверждением должна формироваться заново в каждой новой среде. Каждому человеку приходится снова и снова сражаться в одной и той же тонкой битве, которая началась в младенчестве и младенчестве. Эго, самость, формируется через конфронтацию с реальностью. Уступчивость борется с оригинальностью, зависимость с независимостью, внешняя дисциплина с внутренней моралью. Ни одна культура не может избежать этой внутренней борьбы человека, хотя в каждой культуре, обществе и в каждой семье акцент делается по-разному.

Сочетание внутренней и внешней борьбы, ментального конфликта на двух фронтах делает западный идеал индивидуализированной демократии весьма уязвимым, особенно когда его сторонники не осознают этого внутреннего противоречия. Демократия по самой своей природе всегда должна будет бороться с диктатурой извне и разрушительностью изнутри. Демократическая свобода должна бороться как с внутренней волей человека к власти, так и с его стремлением подчиняться другим людям. Ему также приходится бороться с заразным стремлением к власти, вторгающимся из-за границы и так часто поддерживаемым армиями.

Свобода, к которой стремится демократия, — это не романтическая свобода юношеских мечтаний; это один из зрелого роста. Демократия требует жертв, необходимых для сохранения свободы. Он пытается бороться со страхами, которые нападают на людей, когда они сталкиваются с явно неограниченной свободой демократии. Такое отсутствие ограничений может быть использовано для удовлетворения простых инстинктивных влечений. Однако, поскольку демократия не эксплуатирует человека с помощью мифов, примитивной магии, массового гипноза или других психологических средств обольщения, она менее привлекательна для незрелого человека, чем диктаторский контроль.

Демократия, когда она не вовлечена в драматическую борьбу за выживание, может показаться довольно унылой и скучной. Он просто требует, чтобы люди думали и судили сами;

что каждый человек должен использовать все свои сознательные способности для адаптации к изменяющемуся миру; и что подлинное общественное мнение формирует законы, управляющие обществом. По сути, демократия означает право развиваться самому, а не быть развитым другими. Однако это право, как и любое другое, должно быть уравновешено обязанностью. Право на развитие себя невозможно без обязанности отдавать свою энергию и внимание развитию других. Демократия коренится не только в личных правах простого человека, но еще больше в личных интересах и обязанностях обычного человека. Когда он теряет этот интерес к политике и правительству, он помогает проложить дорогу к силовой политике. Демократия требует от простого человека умственной деятельности достаточно высокого уровня.

То, что широкая публика переваривает и усваивает в своем уме, в нашу новую эпоху массовой коммуникации так же важно, как и диктат экспертов. Если последние формулируют и сообщают идеи, выходящие за рамки обычного понимания, они будут говорить в пустоту. Таким образом, они могут позволить проскользнуть более простой и даже ложной идеологии. Недостаточно, чтобы идея была только сформулирована и напечатана; мы должны позаботиться о том, чтобы общественность могла участвовать в новой концепции.

Тайна свободы заключается в существовании этой великой любви к свободе! Те, кто попробовал его, не поколеблются. Человек восстает против несправедливого давления. Пока давление накапливается, он молча бунтует, но в какой-то критический момент оно перерастает в открытый бунт. Для тех, кто пережил такой порыв, свобода и есть сама жизнь. Мы научились этому особенно во времена гонений и оккупации, в подполье, в лагерях и под угрозой демагогии. Мы можем обнаружить это даже в тоталитарных странах, где, тем не менее, продолжается террор, сопротивление.

Свобода и уважение к личности уходят корнями в Ветхий Завет, который убеждал человека в том, что он сам творит свою историю, что он несет ответственность за свою историю. Такая свобода предполагает, что человек сбрасывает с себя инерцию, не цепляется произвольно за традицию, стремится к знаниям и принимает на себя моральную ответственность. Страх свободы — это страх взять на себя ответственность.

Свобода никогда не может быть полностью защищена правилами и законами. Оно в такой же степени зависит от мужества, честности и ответственности каждого из нас, как и от этих качеств тех, кто правит. Каждая черта в нас и наших лидерах, которая указывает на пассивное подчинение простой власти, предает демократическую свободу. В нашей американской системе демократического правления три разные могущественные ветви служат для сдерживания друг друга: исполнительная, законодательная и судебная. Но когда нет воли предотвратить посягательство на власть одного со стороны кого-либо из других, эта система сдерживания тоже может выродиться.

Подобно подросткам, которые пытаются спрятаться за фартуком родительской власти вместо того, чтобы встретить зрелую взрослую жизнь, отдельные члены демократического государства могут уклоняться от навязываемой им мыслительной деятельности. Они жаждут убежать в состояние бездумной безопасности. Часто они предпочли бы, чтобы правительство или какое-то отдельное олицетворение государства решало за них их проблемы. Именно это желание делает тоталитаристов и конформистов. Подобно младенцу, конформист может спать спокойно и переносить все свои заботы на Отца-государство. Когда интеллектуалы теряют самообладание и мужество и одержимы только своими страхами и эмоциями, власть тех, у кого есть предубеждения и глупость, возрастает.