Насилие над разумом

Меерлу Джуст

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

СВОБОДА - НАША МЕНТАЛЬНАЯ ОПОРА

Тоталитарное государство постоянно вытесняет частные мнения и убеждения человека. Для полицейского государства мышление уже есть действие. Внутренняя подготовка к действию, выражающаяся в пробном действии — мысли, — не принимается. Врожденное сомнение, а также испытания и невзгоды адаптации мысли отрицаются. Инбридинг деструктивной мысли — один из способов подорвать общество. Не доверять свободе мысли и свободному выражению мнений

еще опаснее; естественные деструктивные желания вытесняются в ту неконтролируемую сферу разума, которая может легче взорваться и перейти в действие. Однако словесное выражение деструктивной мысли часто частично побеждает эту мысль и делает ее менее могущественной. Вот в чем заключается настоящий парадокс! Осуждение антиобщественной мысли, еще не приведенной в действие мысли, вызывает короткое замыкание взрывного действия!

Каждая часть логики может иметь свои опасные последствия: инквизиционное убийство было совершено на службе высоких идеалов. Если мы не можем играть с врожденным здравым смыслом человека, невозможно свободное и мирное общество, невозможна демократия. Нравственная культура начинается и заканчивается на личности. Только культ индивидуальной свободы, индивидуальной собственности и индивидуального творчества побуждает человека обуздывать инстинктивные желания и подавлять деструктивность. Человек не только социальное существо. Где-то вдали от толпы и шума он должен вступить в схватку с собой, Богом и природой. Чтобы расти, ему нужна сдержанность, изоляция и тишина. В дополнение к своим механическим устройствам и машинам ему нужно вернуться к природе, самому разбить лагерь на открытом воздухе. В какой-то момент он должен быть мастером некоторых из своих собственных инструментов, как сапожник, целитель или учитель. Не брошенный сам по себе и не познавший одиночества, человек становится карликом, он теряется среди волн всепоглощающего человеческого влияния и моря навязчивых вероятностей.

Демократизирующее действие психологии

Глубочайшее убеждение в силе психологического понимания пришло ко мне во время моей длительной умственной борьбы с человеком, который был членом тоталитарной организации. Он приходил ко мне за психологическим советом во время нацистской оккупации Голландии, и я знал, что должен быть осторожен, чтобы не обсуждать с ним политику; в те дни свободное выражение мнений могло строго наказываться, и мой пациент донес бы на меня, если бы я сказал что-нибудь «подозрительное».

Однако по мере того, как моя терапия пассивного слушания освободила его от личного напряжения, пациент стал более гуманным. Он все больше уважал личность как таковую и иногда очень критически относился к бездушному отношению нацистов к человеческой жизни и человеческому достоинству. Со временем он все больше и больше отдалялся от своих тоталитарных политических друзей. Это было действительно мужественно, ибо, особенно в то время, поворот от коллаборационизма к нонконформизму обычно трактовался как государственная измена. Во время его последних посещений, прежде чем мы согласились, что он излечился, мы говорили о нашей взаимной вере в достоинство личности и нашей уверенности в решениях зрелого человека относительно пути его собственных интересов.

Действительно ли психология оказывает демократизирующее влияние на авторитарный и тоталитарный дух? Случай, который я только что привел, по-видимому, указывает на то, что это так. С другой стороны, мы знаем, что пропагандистская машина Геббельса применяла психологические принципы, чтобы загипнотизировать немецкий народ и заставить его подчиниться. Гитлер тоже применил свой психологический артиллерийский обстрел, чтобы посеять панику в Европе.

В нацистской Германии все психоаналитическое лечение контролировалось родным фюрером психологии, братом Геринга. Конечно, наука о внушении, гипнозе и павловском обучении может быть использована для привлечения трусливых, покорных последователей к программе деспотизма. Такое использование психологического знания является извращением как принципов,

так и целей психологии. Неотъемлемым элементом психологического подхода и, прежде всего, психоаналитического лечения является важный элемент, способствующий формированию установки, диаметрально противоположной тоталитарной.

Истинная цель психологии, и особенно ее отрасли психического здоровья, состоит в том, чтобы освободить человека от его внутренних напряжений, помогая ему понять, что их вызывает. Психология стремится освободить человеческий дух от его зависимости от незрелого мышления, чтобы каждый человек мог реализовать свои собственные возможности. Он стремится помочь человеку столкнуться с реальностью с ее многочисленными проблемами и осознать свои собственные ограничения, а также свои возможности для роста. Он посвящен развитию зрелых личностей, способных жить свободно и добровольно ограничивать свою свободу, когда это необходимо, для общего блага. Он основан на предпосылке, что когда человек понимает себя, он может начать быть хозяином своей жизни, а не просто марионеткой своих бессознательных влечений или тирана с извращенной жаждой власти.

Как мы уже говорили ранее, каждый человек проходит в своем развитии стадию большей восприимчивости к тоталитаризму. Обычно это происходит в подростковом возрасте, когда юноша осознает свою личность — авторитет внутри себя. Не принимая на себя эту ответственность, он может искать сильного лидера вне дома. В более раннем возрасте — в младенчестве — закладываются более бессознательные паттерны принуждения и автоматического подчинения. С появлением у него нового чувства самости юноша начинает противостоять авторитетам взрослых, которые ранее руководили его жизнью.

Осознание сущности, которую мы называем эго, или «я», или «я», — болезненный ментальный процесс. Не случайно чувство бесконечной тоски, Weltschmerz традиционно связывают с подростковым возрастом. Процесс становления автономной и саморазвивающейся личностью предполагает отделение от безопасности семьи. Для достижения внутренней демократии подросток должен отделить себя от своего защитного окружения. При этом он не просто опьянен своим чувством роста и освобождения, он также наполнен чувством страха и одиночества. Он вступает в новый мир, в котором отныне должен брать на себя зрелую ответственность за свои действия. В это время он может стать легкой добычей тоталитарной пропаганды. Личная неприязнь к взрослению может привести к тому, что он откажется от борьбы за личную зрелость.

Эта проблема стоит особенно остро в западном обществе не только из-за реальной идеологической и политической борьбы, с которой нам приходится сталкиваться, но и потому, что наши способы воспитания детей могут подчеркивать эту проблему. В то время как примитивные группы возлагают на ребенка определенную социальную ответственность в раннем возрасте и увеличивают ее постепенно, наша культура среднего класса полностью изолирует его в мире детства, яслей и школьной классной комнаты, а затем стремительно погружает его во взрослую жизнь, чтобы либо утонуть, либо выплыть. . В этот поворотный момент многие молодые люди боятся такого испытания. Многие не хотят свободы, которая несет с собой столько бремени, столько одиночества. Они готовы вернуть свою свободу в обмен на постоянную родительскую защиту или отдать ее политическим или экономическим идеологиям, которые на самом деле являются вытесненными родительскими представлениями.

Увы, отказ юноши от индивидуальности не является гарантией от страха и одиночества. Реальный внешний мир никоим образом не изменяется его внутренним выбором. Поэтому юноша, уступающий свою свободу новым родительским фигурам, развивает любопытное, двойственное чувство любви и ненависти ко всякой власти. Покорность и бунт, покорность и ненависть живут в нем бок о бок. Иногда он полностью склоняется перед властью или тиранией; в другое время, часто непредсказуемо, все в нем восстает против избранного им лидера. Эта двойственность бесконечна, поскольку одна сторона его натуры постоянно стремится выйти за пределы, наложенные его другой, покорной стороной. Человек, которому не удается добиться свободы, знает только две крайности: беспрекословное подчинение и импульсивный бунт.