Наследие заводного ключа
Шрифт:
Я выпрямилась и постаралась придать своему лицу некоторую видимость несчастной скорби.
— Я хотела бы попросить об услуге, миссис.
Она моргнула, но в остальном не дала мне намёка на то, что моя мольба о сочувствии сработала. Я сложила руки перед собой, пытаясь успокоить дрожащие нервы.
— Ну, и что же это? Выкладывай, — она резкими сильными линиями нацарапала что-то в книге, затем промокнула чернила яростными ударами, сотрясшими весь стол.
— Недавно прошёл день рождения моей мамы, и я поймала себя на том, что в последнее время думаю о родителях.
Её поджатые губы расслабились.
— Так вот в чем причина твоего настроения в последнее время.
По позвоночнику пробежала дрожь. После обнаружения письма я очень старалась не привлекать внимания. Меня обеспокоило, что миссис Пратт что-то подозревала.
— Да, миссис, — ответила я, вновь опуская голову, чтобы она не смогла прочесть в моих глазах ложь.
— Очень хорошо. Если закончишь утреннюю работу по дому до того, как я уеду на рынок, можешь составить мне компанию. Но ты должна будешь закончить все свои обычные дела после возвращения.
— Спасибо, миссис, — я сделала ещё один короткий книксен.
— Можешь идти, — она вернулась к изучению книги учёта, когда я вышла из комнаты.
Я усердно трудилась весь день и большую часть ночи, чтобы закончить работу. Я не хотела давать Миссис Пратт ни единого повода оставить меня дома.
На следующее утро я стояла одетая и ждала её у лестницы, что вела с кухни в сад. Хоть я и поспала от силы два часа, я не чувствовала усталости. Предвкушение курсировало по моему телу. Миссис Пратт промаршировала мимо стола, вновь стыдя охрану королевы.
Агнес дала мне пару веточек лаванды для могилы родителей и наградила настороженным взглядом, как будто все ещё подозревала, что я что-то замышляла. Она не сказала ни слова, пока я поднималась по лестнице вслед за Миссис Пратт.
Я остановилась как вкопанная. Уилл стоял около двуколки и держал вожжи Старого Ника. Он моргнул под коротким козырьком кепки. Его выражение напоминало холодный камень, лицо ничем не выдавало наши тайные встречи. Он был зол. Это не показывалось, но я чувствовала его недовольство, витавшее между нами в воздухе.
Я тотчас опустила подбородок, надеясь скрыть пылающий румянец, который, как я чувствовала, окрасил мои щеки.
Мне едва ли нужно было беспокоиться. Миссис Пратт на меня даже не посмотрела. Уилл подал ей руку, чтобы помочь забраться в двуколку, затем взобрался рядом с ней. Пока он подбирал вожжи, Миссис Пратт приказала мне сесть назад. Ей не нужно было повторять дважды. Я забралась в двуколку и сама уселась на небольшое нагромождение позади неё.
Уилл ни разу на меня не посмотрел. Он являлся воплощением спокойствия, пока резко щелкал вожжами. Он вёл себя так, как будто меня не существовало. Возможно, это к лучшему. Он был одет в старое серое пальто с заплаткой на локте прямо там, где я штопала дыру на одной из его рубашек. Я чинила его порванную одежду, а сейчас не заслужила вообще никакой признательности, даже заговорщического взгляда. Двуколка с грохотом катилась вперёд. Каждую кочку и ухаб я чувствовала костьми, пока мы неуклюже ехали по сонным улицам Лондона.
Медленно
Когда мы приблизились к рынку, на улицах загрохотало ещё больше двуколок. Продавцы разложили товары на открытых прилавках. Прислуга привилегированных семей Лондона бродила по многолюдной площади, одетая в строгую и мрачную безупречно чёрную, белую и серую одежду. Лохматый каштановый беспородный пёс со своего насеста на старом ящике взирал на сосиски. Он почти стащил одну перед тем, как жирный мужчина прогнал его измочаленной метлой.
Уилл помог Миссис Пратт выйти. Она поправила капор, при этом пристально изучая качество мешка с луком.
— Свози девушку на кладбище, затем вернись и помоги мне загрузить двуколку.
— Да, миссис.
Я забралась на сиденье двуколки. Миссис Пратт пронзила меня суровым взглядом, затем хлестнула пристальным взором в сторону конюха.
— Я ожидаю, что ты хорошо почтишь память и доброе имя своих родителей, — предостерегла она. Я сглотнула. Изо всех сил стараясь выглядеть скромно и невинно, я кивнула. — У тебя есть три часа.
Уилл снова щёлкнул поводьями, и мы покатились дальше. Когда мы завернули за угол, звуки рынка стихли в шуме оживлённых улиц Лондона.
Я с тоской смотрела на аккуратные дорожки, пока мы ехали на запад и въезжали в тихий район и богатые магазины Мейфэра. Оксфорд-стрит находилась всего чуть севернее от нас. Мне казалось, что я вернулась в свой прежний мир. Мы были торговцами, но дела шли хорошо. Моё место здесь, а не под лестницей.
У нас имелась своя экономка, милая женщина по имени миссис Кобб, которая летом всегда пекла мои любимые булочки со смородиной.
Мы ехали южнее, рядом с окраиной Гайд-Парка. В мыслях я снова бродила по его величественным тропам. По утрам в хорошую погоду мы с мамой гуляли по парку, и даже самые благородные леди останавливались, чтобы любезно поздороваться с нами. Казалось, мама знала всех в Уэст-Энде.
Клянусь, я слышала голос мамы — как она рассказывала мне про деревья и сады, затем делилась последними сплетнями о разгуливающих перед нами аристократах. Деревья и сады остались на своих местах. Аристократы по-прежнему расхаживали с важным видом. Но это уже совсем не то. Мамы не стало. Миссис Кобб не стало. Тем не менее, Уэст-Энд выглядел так, будто ничего не изменилось.
Уилл направил двуколку на запад по Бромптон к Эрлс-Корт, и я поняла, что хотела бы возложить цветы на могилу мамы. Она их заслужила. Внезапно я почувствовала вину за свой обман, но было уже поздно менять направление.
— Что ты собираешься делать? — спросил Уилл, нарушая тишину между нами.
Забавно, как он мог задать вопрос, который не звучал как вопрос.
— Я навещаю могилы своих родителей, — если он не хотел участвовать в моем квесте, то не обязан это делать.
Мускул на его челюсти дёрнулся.