Наследие заводного ключа
Шрифт:
— Ого, да ты обнаглела. Будь осторожна, девочка, ты же не хочешь потерять эту работу, а я твой начальник. Я не должна дожидаться своего чая.
— Да, миссис, — я склонила голову, чувствуя прилив жара к лицу. Я старалась выглядеть покорной, но внутри чувствовала облегчение, и щекотка нелепого смеха едва не душила меня.
Она села прямо на них.
Как мне вообще вытащить их из-под её огромной…
— Слава тебе, Господи, сегодня день рынка, — заявила Агнес, схватив ведро и начиная чистить картошку.
— Действительно, — я кашлянула. Ребра сдавило
Я месяцами не чувствовала себя такой живой.
Миссис Пратт ворвалась в дверь и промаршировала по кухне как важный бифитер [2] . Все, чего ей не хватало — тюдоровской шляпы, алебарды и какого-нибудь бедного узника, чтобы охранять его в Тауэре.
Не будь я осторожной, этим несчастным узником могла оказаться я сама.
2
Бифитеры — неофициальное название церемониальных стражей лондонского Тауэра.
— Я отправляюсь к мяснику, — заявила она. — У нас недостаточно мяса для рагу.
Это оказалось последней каплей. Я подавилась, а затем стала кашлять, пока слезы не потекли из глаз. Я чувствовала, что если в ближайшее время не выберусь отсюда, то расхохочусь.
— Господи, Мег. С тобой все в порядке? — спросила миссис Пратт.
Я шмыгнула носом, затем задержала дыхание.
— Вполне, — выдавила я.
Она сморщила нос, глядя на Агнес.
— Позаботься, чтобы все было в порядке к тому времени, как я вернусь.
Агнес кивнула. Как только миссис Пратт с топотом поднялась по лестнице, Агнес повернулась ко мне.
— Я выйду ненадолго, если не возражаешь. Придерживайся обычной рутины, хорошо?
— Да, миссис, — я не могла в это поверить. Свобода так близко. Я смогу вернуть рубашки этим утром.
Дрожа от волнения, я дожидалась, когда Агнес покинет своё место на корыте. Я понятия не имела, что она задумала, но наслаждалась мыслью, что не я одна желала ненадолго сбежать.
Когда после ухода Агнес прошло более получаса, я собрала заштопанные и постиранные рубашки и выскочила на лестницу, едва не поскользнувшись на льду.
Солнце светило ярко, настолько ярко, что я ничего не видела, но его поцелуй ощущался тёплым и доброжелательным — знак, что возможно, зима будет длиться не вечно.
Осторожно ступая в следы тех, кто ходил к каретнику и обратно, я прошла через заснеженный сад. Сосульки под крышей истекали капелью, сверкая на солнце и доходя до вьющихся ветвей дремлющего плюща, который цеплялся за камень. Они сияли серебристым, как и мои часы, лёд ловил свет и превращал его во что-то чарующее.
Я толкнула тяжёлую дверь теперь уже с меньшим трудом, когда не приходилось сражаться с ветром. В укромном каретнике раздавался тихий ритмичный звук трения щёткой, а по воздуху витала успокаивающая мелодия. Она доносилась из стойл
Некоторое время я слушала чистый голос конюха. Мелодия была грустной, в той западающей в душу одинокой манере, которая заставляет все вокруг притихнуть и слушать. Я не понимала странного языка, на котором он пел. Но мне и не нужно было.
Я не могла попусту тратить время. Агнес или миссис Пратт могли вернуться в любую минуту.
Мне нужно оставить рубашки и вернуться в дом. Ещё одна ссора с угрюмым конюхом могла разрушить тот прогресс, которого я добилась в нашем негласном соглашении.
Но я не могла бросить рубашки где попало. Миссис Пратт может увидеть их, когда вернётся с повозкой. Прикусив губу, я прошла дальше в каретник.
Добравшись до угла, отделявшего конюшню от основного помещения каретника, я помедлила, выглядывая из-за потёртого камня.
Огромные руки конюха заботливо и ласково скользили по шее старого сургучно-коричневого мерина. Сердце гулко заколотилось в груди, пока я смотрела, как сонный конь поднимает заднее копыто от чистого удовольствия. В этот раз конюх хотя бы был одет прилично, пусть и в выцветший коричневый жилет, а рукава рубашки были закатаны до локтей.
— Любишь подкрадываться, да? — заявил конюх, не поднимая взгляда.
— Если это мой самый большой недостаток, то едва ли я худший грешник в этом доме, — я подняла подбородок, решительно настроенная не дать ему превзойти меня в этот раз.
Он усмехнулся, бросив щётку в корзину. Похлопав покачивающуюся спину мерина, он повернулся и посмотрел на меня.
— Хотите получить свои рубашки обратно или нет? — я ухитрилась произнести слова безо всякой дрожи в голосе, хотя я совсем не могла сдвинуться с места без страха споткнуться. Наконец, я собралась и вышла из-за угла с уверенностью, которой не ощущала.
— Как тебя зовут, девушка? — он схватил тряпку из корзины и протёр морду мерина.
— Маргарет Уитлок. Все здесь зовут меня Мег, — сказав это, я тут же засомневалась в фамильярности того, что разрешила называть себя по имени, но едва ли мы в приличном обществе. Он — конюх. Я — горничная. В этом мире другие правила.
Его разбитые губы растянулись в зарождающейся улыбке.
— Уильям Макдональд. Здесь никто меня никак не зовёт, но ты можешь звать меня Уилл, если хочешь, — приближаясь, он на ходу вытер руки.
Я поборола желание сделать шаг назад, пока он шёл ко мне. Он не остановился, пока не вынудил посмотреть на него снизу вверх. Локон темных волос упал ему на лоб, и он убрал его с глаз костяшкой пальца.
— Я принесла твои рубашки и пирог с патокой со вчерашнего чаепития, — почему мне так сложно говорить? Мне пришлось напомнить себе, что при нашей последней встрече он был со мной груб и высокомерен. Я неловкими руками толкнула ком рубашек в его сторону, но он не сделал и шагу назад.
— Патока? — он улыбнулся по-настоящему, и я почти уронила рубашки. Они выскользнули из моих рук, и я наклонилась вперёд, чтобы поймать их, комкая, пока его рука не поймала мою.