Наследие
Шрифт:
О том, что произошло убийство, Джеймс Томпсон выпалил сразу, стоило только Густаву сказать ему о своем приезде. В старом поместье Гренхолмов найден труп молодой девушки, предположительно Софии Бондар – владелицы. По крайней мере, это следовало из документов в ее сумочке в прихожей. Даже по телефонному разговору Густав почувствовал, как ошарашен комиссар и со своей стороны приложил все усилия, чтобы появиться на месте преступления как можно скорее. Однако ситуация осложнялась еще и тем, что все сотрудники управления уже прибыли на место преступления и встретить коллегу с вокзала не могли.
И все же Густав не привык сдаваться. Сочетание слов «убийство» и «поместье Гренхолмов»
И все же самообладание подвело Густава, стоило ему только увидеть дом. Старинный двухэтажный особняк сейчас представлял собой достаточно дикое, первобытное сооружение. Некогда роскошный дом с большими окнами, широкой лестницей, блестящей на солнце черепицей без должного ухода зарос листьями винограда и утратил свой лоск. Густав застыл возле кованной, местами проржавевшей ограды вовсе не из-за боли или нежелания входить в давно пустующий дом. Входная дверь оказалась распахнутой настежь, изнутри раздавались обрывки десятков разговоров - никто не подумал об осторожности, сохранении улик и экспертизах.
Пересилив желание вышвырнуть нерадивых коллег по очереди из дома за грудки и всеми силами стараясь игнорировать головную боль, Густав переступил порог, осматриваясь. Задав пару раз единственный вопрос, который в настоящий момент имел значение, «Где комиссар Томпсон?» и, получив в ответ лишь рассеянные пожатия плечами, суперинтендант Рогнхелм направился туда, где раздавалось наибольшее количество голосов.
Переступив порог одной из комнат, Густав почувствовал, как злость черной пеленой накрывает его обычно бесстрастное сердце, и с трудом подавил в себе желание закричать. Если раньше ему казалось, что ситуация вышла из-под контроля, то сейчас перед его глазами предстал ад констебля - намеренная порча улик. Ирония заключалась лишь в том, что занимались этим сами сотрудники полицейского управления Уотертон.
Обойдя пару коллег, покосившись на труп и удивленно вскинув брови при виде торчащего из груди меча, Густав направился прямо к Джеймсу Томпсону – благодушно беседующему о чем-то с Аароном Дэйли с таким невозмутимым лицом, словно обсуждал рыбалку – и хлопнул его по плечу.
– Какого черта происходит, Джимми? – спросил Густав преувеличенно спокойным тоном.
– А разве не видишь, парень? У нас труп, – хохотнул начальник и оглядел коллег в ожидании поддержки, как после удачно рассказанного анекдота. – У нас в деревне это, конечно, не частое явление, но ты-то уже наверняка с таким сталкивался в городе.
– Я не об этом, Джимми, – покачал головой суперинтендант со стеклянной улыбкой на лице, грозящей превратиться в хищный оскал. – Зачем сюда приехало все управление? Сложно сказать осталась ли хоть одна инструкция не нарушенной в это утро.
– Брось, дружище, всем интересно посмотреть, что тут и как, – чуть растягивая слова, расслабленно сказал Аарон, обратив на себя внимания коллег.
Джеймс кивнул, подтверждая согласие со сказанным ранее, Густав же наоборот нахмурился и посмотрел мужчине прямо в глаза.
– Сдается мне, ты должен быть в отпуске, Аарон.
– Да, с сегодняшнего дня, – пожал плечами молодой человек. – Но раз все так закрутилось, я нужнее здесь. К тому же сам понимаешь, порыбачить я смогу и через месяц.
Вздохнув, Густав лишь кивнул в ответ, отложив разбирательства по поводу его
– Джимми, послушай, – повернулся снова к начальнику Густав.
– Нет, это ты послушай, – рассмеялся комиссар и махнул рукой в сторону трупа. – Он вонзил меч ей в грудь! Убийство долбанным мечом, словно мы в Средневековье!
– Джеймс...
– Только представь, что напишут в заголовках газет! «Рыцарь наносит свой удар» или «Смерть на острие меча»...
– Комиссар Джеймс Томпсон! – повысил голос Густав, чем мгновенно привлек к себе внимание всех присутствующих. – Если вы сейчас же не удалите с места преступления посторонних, я буду вынужден написать рапорт. И вам придется объясняться ближайшие несколько лет – по каждому из нарушений.
Еще в раннем детстве Густав понял, как безграничен и разнообразен мир книг. Он читал много и с упоением, предпочитая в основном классику, философию и историю. Порой ему казалось, что в мире людей для него совсем не отведено места, – красивый и харизматичный юноша, окруженный друзьями, временами тяготился их обществом и убегал в свой одинокий мир воображения. И все же, каждый раз встречая описание тишины как оглушающей или звенящей, Густав смеялся над этими строками, не понимая, как отсутствие звуков может быть настолько полным. Сейчас же, в маленькой гостиной, наполненной людьми, он отчетливо услышал, как тикают часы. И десятки пар глаз были обращены на него.
– Густав, ты же это не серьезно? – тихо спросил Джеймс и затравленно огляделся в поисках поддержки.
– Серьезнее некуда, – спокойно ответил Рогнхелм. – Женщина убита, и это не вызывает сомнений. Наша задача выяснить, кто это сделал. Разводить здесь цирк совсем неуместно.
– Не ожидал от вас этого, суперинтендант Рогнхелм.
Взмахнув руками, комиссар Томпсон повел всех к выходу, бросая вымученные улыбки в ответ на удивленные взгляды. Как расследовать убийства он давно забыл, если когда-то вообще знал, и совсем не собирался этого делать - если еще одно дело пополнит архив, его за это никто не осудит. Джеймс уже представлял, как под прицелами камер журналистов выдвигает различные версии случившегося и смотрит в объектив мудрым взглядом. Но угроза рапорта была слишком серьезной, чтобы проверять не блефует ли Густав, – это может здорово подпортить ему спокойную работу пристальным вниманием высшего начальства.
– Джимми, прости... – взмахнул рукой Густав вслед удаляющемуся другу, словно мог заставить того замереть. – Я вовсе не хочу, чтобы доходило до этого.
Чувство вины пустило свои корни и запульсировало сильнее, когда, не оборачиваясь, Джеймс лишь бросил:
– Делай, что должен, крутой коп. Поговорим об этом позже.
Когда не только из комнаты, но и из дома ушли все посторонние, Густав достал блокнот, погружаясь в свое особое состояние – всеподмечающей ищейки. Первое, что он заметил, почти случайно, был портрет красивой девушки на стене - светлые волосы, локонами струящиеся по плечам, большие синие глаза и манящая улыбка. Она была совсем не похожа на убитую, а лиф платья с глубоким вырезом и ажурными оборками выдавал в ней принадлежность к другой эпохе. У Густава внезапно защемило сердце от тоски - он почувствовал волнение, которое не испытывал рядом ни с одной знакомой девушкой. Она была прекрасна, и ее красота, даже сквозь века, тронула, казалось, давно закостенелое сердце суперинтенданта.