Наследие

Сиреневый Кот

Дыхание сбивалось.

Выходя в холл второго этажа, он задержался, чтобы передохнуть, и украдкой оглянулся — не видит ли кто? Лестница была пуста.

Он говорил Дане, что никто не должен знать правды о его состоянии, пока не будет раскрыт заговор. Теперь заговор раскрыт, организаторы его арестованы, и в конспирации нужды больше как будто и нет. Но что-то упорно мешало ему счесть свою победу полной и окончательной. И дело было даже не в Митосе — тут он на успех надеялся твердо. Чтобы добиться у Трибунала продления чрезвычайных полномочий

и согласия на личные переговоры со Старейшим, потребовалось всего лишь немного красноречия и немного трагического пафоса. Сам же Митос слишком умен, чтобы пренебречь возможностью решить дело миром, даже если ради этого придется немного поступиться своей гордостью.

Лафонтен остановился у окна в холле. Была у него давняя привычка — раздумывая, смотреть в окно.

Джек Шапиро бросил в злом запале, в ответ на упоминание об упущенной победе: «Вы представления не имеете, насколько я близок к ней сейчас…»

Можно счесть этот выпад бессильной попыткой огрызнуться, но что, если сгоряча Шапиро выдал существование какого-то еще плана, придуманного именно на случай провала?

Ничего еще не закончено. Пусть Камилл Розье считал предводителем заговора Шапиро, но так ли оно на самом деле?

Черт бы побрал все эти интриги!

Лафонтен досадливо поморщился и, отвернувшись от окна, направился дальше, к своему кабинету.

Дана уже ждала его с термометром и тонометром. Это было условие Роше — проверять свое состояние каждые час-полтора. Бесконечные осмотры и проверки никакой радости ему не доставляли, но он решил не спорить с этой предосторожностью…

— Что теперь? — спросила Дана, убирая приборы.

— Теперь? — задумчиво хмыкнул Верховный. — Теперь пора нанести визит — одному нашему старому другу. Очень старому.

Дана оглянулась:

— Митосу? После того, что он вытворял?

— А что такого он вытворял? — удивился Лафонтен. — Я его вполне понимаю.

— Но о чем с ним можно говорить?

— Много о чем. Сейчас мы почти что в состоянии войны… Не мешает обсудить условия примирения.

Дана недоверчиво покачала головой:

— Он согласится на ваши условия?

— Ну, не идиот же он, — хмыкнул Лафонтен. — Условия будут достаточно почетными для обеих сторон.

— Не верится, что Трибунал даст на это согласие.

— Уже дал. Они тоже не хотят войны, Дана. Мы же, в конце концов, не солдаты, мы ученые… Никто не захочет, чтобы опасность угрожала его близким.

— Да, — вздохнула Дана. — Я пойду с вами.

— Вы будете сопровождать меня по пути, Дана, — произнес Лафонтен. — Но говорить с ним я буду один.

— Что? — вскинулась она. — Как — один? Без охраны?

— Меня не нужно охранять от него.

— Но он грозил убить вас!

— Тогда он считал, что мы начали войну первыми. Сейчас у него для этого причин нет.

Дана собралась было возразить, но он повелительно вскинул руку:

— Довольно, Дана. Или вы обещаете слушаться меня, или останетесь здесь!

— Но я не могу…

—

Или я немедленно вызову охрану и отправлю вас под арест до моего возвращения.

Она наклонила голову и упрямо сжала губы. Помолчала немного.

— Хорошо. Я сделаю все, как вы скажете.

— Прекрасно. Тогда вызывайте машину и собирайтесь.

Он проводил ее взглядом и, оставшись один, вздохнул. Обижать Дану он не хотел, но и срывов никаких допускать нельзя. А у нее из-за постоянного напряжения нервы все-таки сдают.

Он надел пальто и вышел в кабинет. Записная книжка уже лежала в кармане пиджака, но сейчас ему пришло в голову захватить кое-что еще.

Компакт-диск из папки, найденной в тайной лаборатории заговорщиков.

*

Машина остановилась у ограды дома Митоса. Пока охранник, выйдя, осматривал улицу и открывал дверцу, Дана умоляюще глянула на Лафонтена:

— Месье Антуан, можно все-таки пойти с вами?

— Ждите в машине, — ответил он и прибавил чуть мягче: — Успокойтесь, Дана, ничего со мной не случится. Потому что никто ведь не наделает глупостей, да?

Она молча поджала губы.

Нужно было пройти всего несколько метров по дорожке до крыльца, но, поднявшись по пологим ступеням, он с трудом перевел дыхание.

— Я мог бы сказать, что рад вас видеть, но не вижу смысла кривить душой.

В такой своеобразной форме поприветствовал его Митос, жестом приглашая в гостиную. Нужно было ответить что-нибудь соответствующее, но дыхания не хватило.

Лгать с непроницаемым видом умеют все Бессмертные, даже самые честные и благородные, это их способ существования в мире людей. Если Митос таким приветствием дает понять, что в этом разговоре не намерен играть в игры, это очень даже неплохо.

Взглянуть на жилище старейшего из Бессмертных было весьма интересно, но, вопреки ожиданиям, никакого специфического отпечатка настоящей личности хозяина обстановка гостиной не несла. На первом месте здесь были удобство и комфорт — пухлые кресла и диваны, плотные шторы, глушащее шаги покрытие на полу. И совершенная система кондиционирования, наличие которой выдавал воздух, прохладный и чистый, наверняка безотносительно погоде и времени года.

О личности хозяина этого царства уюта наверняка много больше рассказал бы рабочий кабинет, но туда Митос гостя не пригласил. Придвинул к столу в гостиной два деревянных стула с высокими спинками и подлокотниками.

Лафонтен сел на предложенный стул и немного расслабился.

Дышать стало легче.

— Выпьете что-нибудь? Кофе? Коньяк?

Верховный ответил:

— Благодарю, но мне не пойдет на пользу ничего крепче воды. Впрочем… Вы позволите? — добавил он, доставая портсигар.

— Будь я вашим врачом, сказал бы «нет», — отозвался Митос, ставя на стол пепельницу.

— Вот как? — Лафонтен закурил и положил зажигалку на стол, рядом с портсигаром. — Вы успели ознакомиться с моей историей болезни?