Наследница Кодекса Люцифера
Шрифт:
После каждой беседы с заключенным отцу Сильвиколе нестерпимо хотелось умыться. Сегодня это ощущение было сильнее обычного, несмотря на его собственную грязь, которую он накопил во время путешествия в Мюнстер. Каркающий голос мужчины был как ванна с кислотой для его души.
– Именно это я и собираюсь сделать, – прошептал он.
Лицо старика расплылось в широкой улыбке. Он наклонился вперед. Запах у него изо рта походил на дыхание свежевыкопанной могилы.
– Андреас и Карина Хлесль, – произнес он. – Это мелкая сошка. Они остановились в Вюрцбурге из-за того, что их ублюдок заболел. Когда лежишь в больнице, можно кое-что разузнать. Существует шанс, что ублюдок сдохнет.
– Ваша ненависть, – заметил отец Сильвикола и отвернул голову, так как запах вызвал у него рвотные позывы, – съедает вас заживо.
– Она делает это уже тридцать лет, отче. Так что я еще очень хорошо выгляжу, разве нет? Послушайте, этот род лишил меня всего, что когда-то мне принадлежало. К каждому из них у меня свой счет, и я бы с удовольствием испражнился на лицо каждому из них, пока он испускал бы свой последний вздох. Но если вы арестуете тех двоих, кого я вам назвал, то получите их всех, и я буду наслаждаться скрипом веревок, на которых они раскачиваются, сидя в своем доме с кубком вина в руке и ароматом жаркого в носу.
– Я не позволю вам воспользоваться мной, чтобы осуществить личную месть.
– Полегче, отче. Для меня это, может быть, и месть, но для вас это цель всей жизни, не правда ли?
– Vade retro, salarias, – ответил на это отец Сильвикола, но уверенности в его голосе не было.
– Те двое, которые вам нужны, наверняка уже движутся сюда. Я бы сказал, что это две ведьмы, если бы вы и ваши братья не пришли сюда именно для того, чтобы продемонстрировать: вы не верите ни в каких ведьм. Но мне все равно; я убежден, что они ведьмы. Женщины в этом роду хуже всех, отче; остальные им и в подметки не годятся. Уничтожьте этих мерзавцев, отче – и пока я буду, радостно улыбаясь, слушать, как они молят о пощаде, стоя на эшафоте, вы можете внимать вою дьявола, когда он будет возвращаться в ад.
– Назовите мне их имена.
Старик протянул руку.
– Ваше слово, отче, что вы вытащите меня отсюда.
Внезапно отец Сильвикола улыбнулся.
– Неужели такой мошенник, как вы, хочет положиться на честное слово?
– На свое слово я бы не положился. Но я знаю таких людей, как вы. Обещаете, отче?
– Имена.
Лицо старика мучительно вздрогнуло. Вдруг оно показалось на тридцать лет моложе, как если бы сетка морщин неожиданно заполнилась мясом и жиром. Глаза его сверкали. Голос стал резким и зазвучал, как полный ненависти визг загнанного в угол кабана. На дрожащем подбородке повисла капля слюны.
– Агнесс Хлесль и Александра Рытирж, – пропищал визгливый голос. – Если вы захотите оказать мне услугу, то дадите мне тупой нож и оставите их со мной на полчаса, прежде чем повесить. Александра разбирается во врачевании, и они с матерью не позволят ублюдку Хлеслей протянуть ноги, если это будет в их власти. Я абсолютно уверен, что они скоро появятся здесь; Андреас, это ничтожество, в любом случае уже позвал их на помощь. Я сообщу вам, когда они приедут. Андреас постоянно советуется с монахинями. А поскольку в тюрьму я не возвращусь, то смогу держать глаза открытыми, не так ли?
Отец Сильвикола встал и сделал знак одной из сестер.
– Этот человек остается здесь. Если за ним кто-то придет, Чтобы забрать его отсюда, передайте мое распоряжение. И следует обратить особое внимание на его здоровье. К нему должны вернуться силы. Давайте ему все, что он попросит.
– Все, что я попрошу, сестра, – уточнил старик и ухмыльнулся.
Лицо монахини скривилось от отвращения.
– Я передам это, отче. Но я здесь
Старик облизал губы.
– Себастьян Вилфинг, – ответил он. – Запомните это имя, сестра.
21
В течение шестисот лет положение естественных ворот к богатствам Богемии было большой удачей для некогда свободного имперского города Эгера. Но затем появился Валленштейн… а с ним и война. Заявления о нейтралитете, а также выплата штрафа в размере десяти тысяч имперских талеров за преступление, которое граждане города вовсе не совершали, – ни одно из дипломатических усилий совета не смогло отвратить удары судьбы. Валленштейн занял Эгер в первый же год после битвы под Белой Горой и уничтожил свободную жизнь в нем, превратив город в сборный пункт и цейхгауз императорской армии. Двенадцать лет спустя генералиссимус нашел в Эгере смерть, пронзенный одним из собственных офицеров, с последней мольбой о пощаде на губах – мольбой, которую так и не услышали, поскольку солдат Валленштейна никто не учил оказывать милость (и поскольку за голову Валленштейна предлагали слишком заманчивую сумму). Еще шесть лет спустя треть Эгера была разрушена, пригороды лежали в развалинах, и оставшиеся в живых сто граждан направили челобитную к императору Фердинанду III, умоляя его спасти город от дальнейших ужасов.
Император оказался благосклонно настроенным и сохранил город, который на протяжении жизни многих поколений хранил верность ему и его предшественникам, от полного разрушения. То, что к Эгеру подойдут шведы, он предусмотреть не сумел…
– А сегодня? – спросил магистр ордена розенкрейцеров и налил себе из кувшина крепкого красного вина. – Все, построенное за семь лет тяжкой работы, было уничтожено пушками генерала Врангеля. Вы уже осмотрели город? Чаще всего даже не нужно подниматься на городскую стену, чтобы увидеть город из конца в конец: сквозь него прорубили настоящие просеки. Даже если прислать сюда еще десять тысяч рабочих из близлежащих деревень, они все равно не смогут восстановить Эгер. Город мертв. Ваше здоровье!
Магистр ордена выпил и рыгнул. Киприан и Андрей переглянулись.
– Как вы полагаете, куда обращаются люди, когда им нужна работа? – Магистр ордена взмахнул руками. – В шведский гарнизон наверху, в замке! Какая насмешка! Шведы разграбили город, а теперь оплачивают всевозможные услуги ценностями, которые до того украли у нас. Бог оставил нас… так точно, Бог оставил нас. Ваше здоровье! А знаете, что самое забавное? Теперь хитрые головы, которые убежали, прежде чем Врангель замкнул кольцо осады в июле, сидят в эмиграции и спорят о том, что будет с Эгером. Протестанты хотят восстановить статус имперского города, католики хотят включить город в королевство Богемия. Они ведут переговоры по поводу шкуры медведя, хотя медведь давно уже сидит, испражняется в лесу… нет, он еще даже не испражнился, прежде чем выйти из лесу! Ваше здоровье. – Магистр ордена задумался над своей замысловатой метафорой и, кажется, решил, что она все равно не совсем ему удалась. – Могу ли я еще что-нибудь вам предложить?
Киприан взял кувшин и вылил остатки вина в кубок Андрея. Полилась тонкая струйка, а затем упало несколько капель. Он заглянул в кувшин – пусто. Сидят тут не больше часа, а выпили уже четыре кувшина вина. Они с Андреем практически не принимали в этом участия; все вино, почти без исключения, находилось в животе магистра ордена.
– Большое спасибо за введение в курс дел, – сказал Андрей. – Мы понимаем, что в городе, находящемся под шведским господством, никто не горит желанием вспоминать о сжигании ведьм.