Наследница огненных льдов

Ванина Антонина

– Нет, не хочу.

– Точно?

– Точно. Уберите уже руки.

Удивительно, но он выполнил моё требование, пусть и нехотя. Я поспешила отдалиться от него, но схватить котелок и убежать к лагерю не успела, потому как Вистинг спросил:

– Что ты там хотела рассмотреть?

– Огоньки, – честно призналась я.

– Какие ещё огоньки?

– Те, что вспыхивают подо льдом и гаснут.

Вистинг недоверчиво посмотрел на меня. Пришлось указать ему на лёд:

– Ну, вот же они, разве вы не видите?

– Нет, принцесса, я ничего не вижу.

Я

пришла в замешательство и не понимала, что происходит. Вистинг решил таким образом поиздеваться надо мной? Или этот его встревоженный и растерянный взгляд, что обращён то на меня, то на лёд, вполне искренен?

– Как выглядят те огни? – спросил он, не сводя глаз с озера.

– Они синие. И пульсируют. Вон, рядом с берегом.

– Нет, принцесса, нет там ни огней, ни пульсации.

Быть того не может. Я подошла к Вистингу, даже указала, куда ему нужно смотреть. Но его реакция была непреклонной – те огни вижу только я. И, похоже, он не врал.

– Но ведь я не сошла с ума, – начала я уговаривать саму себя. – Или вы тоже думаете, что из-за временной слепоты с моими глазами произошло что-то непоправимое, и теперь я вижу то, чего нет?

– Думаю, я не вправе делать подобные выводы.

Его излишне дипломатичный ответ настораживал и заставлял ещё больше нервничать. Пожалуй, я была готова поддаться панике, но всё исправил Зоркий. Мой пёсик прибежал к нам, покрутился, явно заинтересовавшись, что это мы тут такое делаем и без него, а потом он обратил внимание на лёд, встал у кромки и начал скрести лапой как раз в том месте, где сиял огонёк. Стоило искорке погаснуть, как он недоумённо поурчал, а потом принялся скрести лёд в другом месте, где вспыхнуло новое свечение.

– Зоркий их тоже видит, – обрадовалась я. – Значит, они есть.

– Выходит, что так, – наблюдая за Зорким, согласился Вистинг.

– То есть, – пришла я в недоумение, – мне вы верить не спешили, а вот собаке – запросто? Может, тогда ещё Дымку с Ягодкой позовём, чтобы уж наверняка убедиться.

– Остынь, принцесса, не надо никого звать. Вам двоим я верю.

– Верите? – усомнилась я. – Верите, что огоньки подо льдом есть, но их вижу только я и собаки?

– Это ведь Полуночные острова, тут всякое может случиться, – сказал он и неопределённо махнул рукой.

– Например? – заинтересовалась я. – С вами тоже происходило что-то необычное? Расскажите.

Как бы Вистинг ни отнекивался, а я всё же вытянула из него пространное признание.

– Я уже давно обратил внимание, что неподалёку от гор мне всегда снятся странные сны.

– Сны? И что в них странного?

– Они имеют свойство необычным образом сбываться.

– Да? И что же вам снилось в последнее время?

– Снилось, как одно холодное сердце начало понемногу оттаивать.

Сердце? Холодное? Оттаивать? Всё ясно, опять он за своё.

– Могли бы и не отвечать, – обиделась я. – Порой лучше молчание, чем откровенное враньё.

Я уже взяла в руки котёл и поманила за собой Зоркого, чтобы вернуться к лагерю, но Вистинг остановил меня, мягко ухватив под локоть.

–

Не может быть, чтобы вместе с временной слепотой тебя ещё поразила и эмоциональная глухота. Зачем ты говоришь о вранье, если знаешь, что это не так?

– Я ничего про вас не знаю. И вы про меня. Так что могли бы и не склонять моё имя на разные лады.

– Ты сейчас о чём?

– О холодном сердце. Не называйте меня так больше. Мне это неприятно.

– Что, неужели вспомнила родную речь? А я помню, как в фонтане ты ещё лопотала на смеси тромского и сарпальского. Холодная Шела. Если честно, с твоим-то темпераментом это имя тебе совершенно не подходит.

– Я знаю. А дядя Руди не знал. И хватит уже об этом. Всякий раз, когда вы говорите, что я холодная, я вспоминаю себя маленькой девочкой в тёмном трюме торговой шхуны. А я не хочу об этом думать. Лучше бы я вообще не соглашалась связываться с той шаманкой, что вынула из закоулков моего сознания воспоминания о том дне, когда я стала сиротой.

– Значит, шаманка заставила тебя вспомнить давно забытое? Понимаю.

– Что вы понимаете?

– Что тебе придётся жить с этими воспоминаниями до конца твоих дней. Здесь, на островах, конечно, много фокусников и откровенных прохиндеев, но порой встречаются и настоящие чародеи.

– Вас тоже заставляли вспомнить своё прошлое?

– Скорее, старались открыть глаза на настоящее, а я не хотел верить. Как оказалось, зря.

Больше он ничего не сказал, а я не стала ничего спрашивать. Было видно, что разговор у нас не задался, и в расстроенных чувствах от тяжёлых воспоминаний осталась не только я одна.

Уже в палатке, засыпая, я размышляла обо всём, что со мной случилось в последние дни, и я пришла к странным выводам. Во-первых, после слепоты и исцеления от рук маленького пехлича, я стала видеть острее и дальше, чем все остальные, а во-вторых, моим глазам открылись ещё и потаённые явления природы. С одной стороны, волнительно и приятно, что я могу что-то, чего не могут остальные. А с другой – мало кто готов верить в мои новые способности. Разве что Вистинг. Эспин бы сразу сказал, что у меня галлюцинации после временной потери зрения. А Вистинг ничего подобного и не собирался говорить. Надо же, оказывается, он готов меня понять и услышать. Просто открытие какое-то. Эспин ведь всегда высмеивал мои попытки поверить в невероятное. А Вистинг не такой. А ещё он переживает за меня. И готов самоотверженно спасать из любой передряги, даже самой пустяковой. И он хочет растопить моё холодное сердце.

Так, хватит уже думать о том, кто пролежит в соседней палатке рядом со мной всю ночь. Сегодня Вистинг сжалился над Эспином и отменил ночной караул, сказал, что после прошлой ночи следов узкой нарты возле лагеря не заметил. Мы успели отдалиться от гор, этой обители пехличей, а значит, на юго-западном берегу круглого озера они не станут нас беспокоить. Будем надеяться, что так оно и будет, а то мало мне переживаний из-за одного только майора с шаловливыми руками и странными признаниями. Надо спать и набираться сил для нового дня.