Наследница огненных льдов

Ванина Антонина

– Не думала, что холхуты могут быть такими коварными, – призналась я.

– Не то слово, принцесса. Это необычайно умные и злопамятные звери.

– Но ведь на Собольем острове живут такие милые крохи.

– Эти крохи потому и милые, что их маленькие клыки не интересны звероловам. А здешним холхутам повезло меньше. Островитяне на них никогда не охотились, потому что с луком и стрелами в битве с гигантом не преуспеть. А вот когда сто пятьдесят лет назад на остров высадились люди с огнестрельным оружием, всё в корне изменилось. Теперь живых холхутов по пальцам перечесть, и они не стремятся попасть в окружение

десятка стрелков и умереть от пули в глаз. Они знают, что люди – это их верная смерть, потому и предпочитают напасть первыми, чтобы выжить. Твой кузен верно оценил ситуацию, при нас имелись клыки холхутов, а это верный сигнал ещё живым особям, что перед ними убийцы их сородичей, и их надо давить.

– Но отец Тэйми не убивал холхута, из которого вырезал цепи. Он нашёл его после схода лавины уже мёртвым.

– Однако тем четверым про то ничего не известно. Для них все люди на одно лицо – что аборигены, что пришлые. Холхуты предпочитают перестраховаться. С их массивными тушами глупо и дальше оставаться беззащитной мишенью. Они просто защищают себя.

– И вы бы их точно не смогли убить? – на всякий случай спросила я.

– Нет, принцесса. Нас здесь всего двое стрелков, а холхутов четверо. На такое стадо лучше выходить с дюжиной стволов, чтобы повалить всех наверняка.

– Какой кошмар, – прошептала я, представив картину массового убийства животных даже не ради их мяса, а всего лишь клыков,

– Вот поэтому я никогда и не охочусь на стада холхутов и на всякий случай держу при себе фальшфейеры.

Какое неожиданное признание. А ведь когда-то я думала, что Вистинг приехал на острова, чтобы бездумно убивать всё зверьё без разбору. А у него, оказывается, есть принципы. Капустников на мясо, белку для уплаты налога, водяную крысу тоже на мясо, но не ради шкурки. Медведя надо убивать ради защиты людей, толсторогов на прокорм и рога для поделок, куропаток про запас… Всё у него идёт в дело, никто не гибнет от его пули или дроби просто так, ради потехи. И ведь однажды я даже слышала от Вистинга неодобрительные слова в адрес браконьеров… Всё-таки он человек чести. Удивительно, что я раньше этого не поняла.

Покончив с уборкой, настало время осмотреть, что осталось от палаток. Каркас под тентом вовсе не сломался, правда, местами погнулся. А вот с нартой Тэйми было не всё так радужно. После того, как холхут поднял её и метнул в Тэйми, полозья отвалились и спинка покосилась.

– Не страшно, – осмотрев нарты, заключил Вистинг, – главное, что цельные детали не треснули и не сломались.

– Но как приделать полозья обратно?

– У меня есть кусок верёвки, – неожиданно сказал он и пояснил, – Здесь на острове гвоздей и кузней нет, все нарты тут строгают каменными топорами, и каменными же свёрлами проделывают в деталях дырки. Видишь, через эти отверстия продеваются жилы и поочерёдно привязываются к другим деталям. Дам Тэйми верёвку, она разберётся, что к чему привязывать.

Это хорошо, что нарты можно починить. А вот что нам делать с провизией? Связку юколы вырвать у Зоркого удалось, а мешочек нерпичьего жира лопнул и размазался по снегу. Из круп остался только маленький мешок гречки, консервированное рагу то ли укатилось, то ли погрузилось глубоко в снег. А тут ещё и Брум страдальчески причитал, бегая по лагерю:

– Мои грибочки, мои орешки…

Хорошо,

что две упаковки галет остались целыми. И три плитки шоколада. Да, негусто. Как бы нас не сразила цинга.

– Не сразит, – уверенно ответил на мои опасения Вистинг. – Как, по-твоему, на этом острове столетиями живут люди, не видя ни злаков, ни овощей с фруктами? А ведь живут и ничуть не страдают от авитаминоза.

– Значит, есть секрет.

– Именно, и Тэйми его отлично знает.

– А вы?

– И я.

– Только не говорите, что секрет в потрохах какого-то животного.

– Нет, принцесса, – усмехнулся Вистинг. – От цинги аборигены всегда спасались отваром из кедровых иголок.

– Иголки кедрача? – не поверила я. – Да он же здесь растёт на каждом шагу. Неужели всё так просто?

– А зачем усложнять жизнь? Природа всё предусмотрела за нас.

Ну, тогда это в корне меняет дело. А то в голову уже успели закрасться крамольные мысли двинуться на юг к безымянному селению, что обозначено на карте в полудне хода от озера, а потом плыть обратно на Медвежий остров.

– А-а-а, стервятник! – заголосил Брум.

Я отвлеклась от раздумий и оглянулась. По лагерю прохаживался ворон, тот самый, что два дня назад помог нам добыть куропаток. Теперь он подклёвывал остатки разбросанной пищи, но всё изменилось, когда он заметил Брума. Кажется, хищная птица собралась поживиться и хухморчиком. Не успела я кинуться на помощь, как Зоркий подскочил к ворону и согнал его с места. Но ворон так просто сдаваться не собирался, он просто отлетел, чтобы спикировать на Брума, но Зоркий был начеку.

Мой пёсик гонял птицу, пока той не надоела безуспешная охота, да и Брум к тому времени успел подбежать к моей ноге, по штанине заползти на кухлянку, а потом и в капюшон.

Всё, ворон улетел, Зоркий подбежал ко мне и заглянул в глаза, мол, смотри, хозяйка, как я победил ворона и спас нашего мехового говоруна.

– Умничка, Зоркий, защитник ты наш, – погладила я его, а потом обратилась к Бруму, – вот видишь, Зоркий за тебя заступился, а ты всё время его ругаешь.

– Он не за меня заступился, – упрямо проворчал хухморчик, – он за объедки сражался.

Ну да, для собаки сразиться с птицами за объедки – это святое, в Сульмаре уже было нечто подобное. И всё равно я сказала:

– Зоркий сегодня потерял своего друга. Смелого зашиб холхут. Слышишь, как все собаки страдали и выли? Зоркому тоже грустно. А ты бы мог быть с ним помягче, подружиться уже, наконец. Всё равно он тебя спас. Ты ему жизнью обязан.

С кряхтением и ворчанием, Брум всё же выполз из капюшона, чтобы спуститься по рукаву к Зоркому и сказать:

– Ладно, животное, можешь облизать меня, если тебе так хочется.

Зоркий долго смотрел на хмурого хухморчика, а потом ткнулся в его пузико влажным носом и что-то проурчал.

– Ну ладно, ладно, – сдался Брум и провёл ручкой по его переносице, – хороший пёс, хороший.

Какая идиллия. Наконец-то они сблизились, давно уже пора. Я и сама потрепала Зоркого по гриве, а потом он не удержался и облизал Брума с ног до головы. Неисправимый пёс.

Не успел Брум разразиться ворчливой тирадой, как в лагерь прибежали собаки, а за ними шли и Эспин с Тэйми. Он бережно обнимал её за плечи, укрывая шкурой, а она с мечтательной улыбкой глядела себе под ноги.