Наследница
Шрифт:
Вечером, как часто бывало, два учителя, отдыхая, беседовали о последних событиях за бокалом вина. Тема для разговора сегодня была та же, что вчера. Пан Стоцкий относился ко всему происходящему скептически.
— И что дальше? Мало того, что пребывание её здесь вносит некоторые… неудобства, но главное — почему мы должны потакать женским капризам? Хочет пан Буевич удовлетворить желание взбалмошной племянницы — пожалуйста, он сам прекрасно фехтует, пусть учит её! Мы-то здесь причём? И потом в принципе не понятно, зачем это ей!
— Ну, насчёт пана Буевича не знаю, — ответил немец, —
Стоцкий выпрямился в кресле, в котором сидел, удобно развалясь.
— Знает, для чего?.. Вы что, хотите сказать, она рассчитывает использовать те навыки, которые получит здесь, по назначению?
— Да. Думаю это правда.
— Но помилуйте! Это же абсурд! — Стоцкий, улыбаясь, вновь откинулся на спинку кресла. — Она красивая богатая девушка. Неужели она может предположить, что в её жизни когда-то возникнет ситуация, когда ей придётся выяснять отношения таким… неудобным для женщины способом?
— Не только предполагает, а уверена в этом, — герр Эрих встал, подошёл к столу, налил себе ещё вина и обернулся к собеседнику, улыбка которого после его уверенного ответа превратилась из недоверчивой в растерянную. — Вы, герр Стоцкий, повторяете мои слова, удивляясь её необычному для девушки увлечению. Я говорил с ней об этом.
— И что? Что она ответила? Она сказала вам, для чего ей всё это? — живо заинтересовался поляк.
— Не напрямую. Но я предполагаю, что если определённые… проблемы не уничтожить, то, в конце концов, они уничтожат саму фройляйн.
— Но неужели она всерьёз думает, что сможет сама всё решить? Неужели она надеется победить в поединке?
— Не знаю, я же не священник, чтобы мне исповедовались, и не подружка, чтобы со мной откровенничали. Я сообщил вам только мои собственные догадки, возникшие после разговора с фройляйн.
— Да-а… Ей можно только посочувствовать.
— Вы полагаете? А, по-моему, она счастливый человек, потому что имеет перед собой цель, к которой идёт, преодолевая всё — неумение, физическую слабость, мнение окружающих. Не знаю, добьётся ли она в конце желаемого или нет, но мне кажется, что сочувствия заслуживают другие.
— Вы имеете в виду её дядюшку, пана Буевича?
— Пана Буевича? — удивлённо поднял брови Эрих. — А впрочем, наверное, его тоже, — он хмыкнул. — Наградил же его Господь такой племянницей! Но я имел в виду других. Тех, кто может попытаться навредить фройляйн Элен, встать на её пути или уйти от возмездия — это смотря какую цель она преследует.
— Неужели вы говорите серьёзно? — опять заулыбался Стоцкий. — Что может сделать девушка? Даже если она знает, как держать шпагу и, я слышал, неплохо стреляет.
— А разве на ваших уроках она самая слабая из всех курсантов? Разве она умеет только просто держать шпагу? Во время моих занятий она показывает весьма неплохие результаты. И при этом нужно учитывать, что мы не просто обучаем фехтованию, а доводим это искусство до совершенства, значит, её умение уже гораздо выше среднего уровня. И, знаете, что я вам ещё скажу?
— Ого! Да вы — поэт! Ваши слова напоминают оду.
— Ещё скажите — серенаду. Хватит об этом… Как вы полагаете, сколько ещё пробудет в школе герр Буевич?
Разговор перешёл в спокойное русло, и больше они не возвращались к теме Элен. Но Стоцкий хорошо запомнил всё, о чём говорил ему Нейрат, и в течение нескольких дней придирчиво следил на занятиях только за одним учеником. Да, немец, пожалуй, был прав, девушка могла добиться гораздо большего, чем умела сейчас, хотя и сейчас это было немало. Что ж, почему бы ей не помочь? Это даже любопытно — попытаться сделать из молодой женщины первоклассного фехтовальщика. Тем более что заставлять её не нужно, она сама этого хочет. Проходили дни, и Стоцкий продолжал уделять много внимания «взбалмошной девице», хотя и скрывал это всеми силами.
Через три дня пан Буевич уехал домой. Перед отъездом он имел ещё один разговор с воспитанницей. Больше он не уговаривал её уехать, не читал нотаций по поводу того, что нужно быть осторожной и беречь себя. Он лишь просил Элен ещё раз оценить свои силы, подумать, не ошибается ли она. Возможно, в процессе обучения в этой школе ей станет понятно, что лучше отступиться от той цели, которую она имела в виду, когда просила дядю научить её фехтованию?
— Нет, дядя Янош, теперь я ещё больше уверена, что права. Сейчас я уже не сомневаюсь, что всё у меня получится.
— Несмотря на то, что с тобой случилось?
— Да. То, что случилось, говорит лишь о том, что я ещё не готова, нужно ещё более усердно учиться. Но ты же знаешь, я, в конце концов, всегда добиваюсь желаемого.
— Да, — грустно улыбнулся Янош, — это я знаю прекрасно.
Очередное занятие пан Стоцкий начал с вопроса:
— Хотелось бы узнать, считаете ли вы себя готовыми ко всем возможным ситуациям, связанным с вооружёнными столкновениями?
Послышавшиеся ответы были разными, от твёрдого «да» до такого же твёрдого «нет». Некоторые пожимали плечами, некоторые просто промолчали, считая вопрос учителя риторическим, ожидая, что за ним последует. Стоцкий весело прищурился:
— Тех, кто ответил «да», хотелось бы сейчас же выставить вон, но вам повезло, и я не решаю этот вопрос. Нужно понять, что ко всем без исключения ситуациям быть готовыми невозможно. Но и ответ «нет» мне не нравится. Это насколько же должны быть неуверенно в себе те, кто так сказал? Вы все должны научиться воспринимать фехтование, как искусство, вы должны творить! Сумейте собрать воедино всё, чему мы вас учим, и вы станете почти непобедимы в поединке. И не стоит улыбаться. Да, я сказал, непобедимы в поединке. Но для этого вы должны уметь применять всё, что умеете, не думая. Думать должны ваши руки, ноги, всё тело, но не голова. Она должна просто контролировать ситуацию в целом. Только в этом случае вы сможете достигнуть… гармонии!