Наследник чародея. Вот и кончилось лето. Книга вторая
Шрифт:
– Вспоминай конструкты!
Я хотел его спросить про нож, но вопрос так и остался незаданным – не смог даже открыть рта.
– Учись быть самостоятельным!
Указка снова прошлась по моим плечам. И снова совершенно безболезненно.
– Ты сможешь вспомнить всё, чему я тебя учил, - продолжал наставник, стоя рядом со мной. Я же сидел перед ним за столом, как прежде. Как ученик в школьном классе перед учителем.
– Ты сможешь вспомнить каждую деталь, каждую книгу, каждый свиток, который я держал в руках, - долбил мне Герис, нависая
Я проснулся опять в поту. Сердце стучало, словно хотело проломить грудную клетку изнутри и вырваться на волю.
– Встал? – раздался с кухни веселый голос maman. – Доброе утро, сынок!
Как она только услышала? Или я закричал во сне?
Её всё время веселило называть меня так – сынок, сыночек маленький, ребенок… До недавних пор меня это возмущало, даже бесило. А теперь, кажется, даже нравилось.
– Да, ма, - отдышавшись, ответил я. – Встаю. Доброе утро!
Утренний туалет, традиционная пробежка до стадиона. На этот раз стадион оказался пустым. Я без всяких проблем пробежал семь кругов, сделал три подхода по пятнадцать подтягиваний, качнул пресс.
На обратном пути обнаружил, что вокруг одного из цыганских домов воздвигнуты строительные леса. Начался ремонт домов.
Maman объявила, что идет в поликлинику закрывать больничный, дескать, завтра на работу. А я, дождавшись, когда она уйдет, зашел к тете Маше.
– Добрый день, Мария Гавриловна! – на этот раз я назвал её по имени-отчеству. Тётя Маша скептически оглядела меня, открыла дверь пошире.
– Ну, заходите Антон Николаевич! Раз пришли. Не выгонять же…
Я зашел.
– Тёть Маш, пойдем к деду Пахому сходим. Посмотрю я его.
– А что сам не пошел? Я тебе там зачем? Каким боком?
– Тёть Маш, - подольстил я. – Вы ж меня к ним сами сосватали… Куда ж я без вас?
– Ладно, пошли!
Тётя Маша довольно улыбнулась, выставила меня на лестничную площадку, закрыла дверь и пошла вперед. Я посмотрел ей в спину и чуть не подавился. Бывшая бабулька шла и крутила задницей, как молодая!
Я вздохнул, отводя глаза и едва сдерживая смех. Не дай бог, кто-нибудь увидит!
Деда с бабкой мы застали в прихожей квартиры. Одетый в старые штаны и брезентовую куртку, дед наматывал портянки и пытался засунуть ноги сапоги. Рядом стоял здоровый, набитый доверху, брезентовый рюкзак. Его жена Клавдия Никитична, уже собравшаяся, одетая и обутая стояла рядом.
– Вы куда это намылились, соседи? – поинтересовалась тётя Маша.
– На дачу! – пробурчал дед Пахом. Сапог никак не хотел налезать на портянку. Дед стянул его, выругался и потребовал:
– Бабка, дай носки! Не хочет никак налезать, падла! Ноги что ли выросли?..
– Ага, - пошутил я. – Сапоги усохли.
– Значит так, Пахом! – сообщила тётя Маша. – Разувайся, раздевайся. Антон тебя сейчас еще разок посмотрит.
И добавила:
– Это не надолго.
– А зачем меня смотреть? – удивился дед. –
– Раздевайся, я сказала! – повторила тётя Маша. – Не задерживай добрых людей! У нас без тебя дел полно еще!
– Ладно!
Дед Пахом послушно, скинул портянки, снял куртку, рубашку.
– Пойдём в зал? – поинтересовался он.
– Пойдем!
Обстановка в квартире претерпела кардинальные изменения. Кругом царила непривычная чистота. Прежний старческо-гнилостный запах не то чтобы совсем исчез, но уже едва-едва ощущался. На стене, над диваном, красовался в деревянной крашеной рамке старый фотопортрет, на котором молодой морской офицер в чине лейтенанта обнимал такую же молодую красавицу. За спиной у них угадывался шпиль Петропавловской крепости. В прошлый раз он не висел.
Я улыбнулся.
Дед Пахом нетерпеливо дернулся:
– Ну, давай же! А то нам ехать надо!
Во как! Три дня назад лежал пластом, а сегодня на дачу опаздывает. Я хихикнул (меня поддержала тётя Маша), присел рядом. Вгляделся и нахмурился.
Левое лёгкое деда светилось здоровым светло-зеленым салатовым цветом. Правое лёгкое тоже, на первый взгляд, выглядело нормально. Только в самом низу чернел сравнительно небольшой сгусток. Всё бы ничего, если бы не тонкие, едва заметные такие же черные нити, тянущиеся из сгустка вверх, словно паутина. Их было немного, я насчитал семь – пять тонких, словно волос, и две покрупнее, со среднюю леску. Мелкие я бы даже не заметил, если бы они не светились своим чернильным цветом.
Я вздохнул, положил руку на спину, напротив сгустка, выпустил импульс «живой» силы. Еще раз. И еще раз. Сгусток побледнел, но форму сохранил, даже не уменьшился, да и нити никуда не пропали. Я попробовал пройтись импульсами по нитям. Они чуть бледнели на глазах, но не пропадали, оставались на месте.
– Ну, что там? – нетерпеливо поинтересовался дед Пахом. Он чуть повернулся, моя рука соскочила с месторасположения нити, которую я напитывал «живой» силой.
– Лежите, ранбольной! – пошутила тётя Маша, стоявшая вместе с Клавдией Никитичной в дверях.
Я попробовал еще. Бесполезно. Сгусток, как живой организм, впитывал «живую» силу, бледнел, но не исчезал, даже не уменьшался. Я задумался. Живой! Живой! Сгусток – живой! Скорее всего, это раковая опухоль. А она – живая. Чтобы её убить, надо воздействовать «мертвой» силой. Можно попробовать. Чуть-чуть. Совсем немного…
Я сосредоточился. Переключился. «Мертвую» силу я не использовал давно, работая только с «живой» энергией да силой Разума – заклинаниями-конструктами на этой основе.
Импульс «мертвой» силы ударил в край черного сгустка. Есть. Получилось! Часть сгустка, куда попал импульс, съежилась, уменьшаясь на глазах. Я попробовал еще, не увеличивая силу. Кто знает, как организм отреагирует? Прошелся по нитям, направляя рукой слабенький поток энергии, при этом держа наготове конструкт «общего исцеления».