Наследник чародея. Вот и кончилось лето. Книга вторая
Шрифт:
– Не хожу, - ответил я. – Не верю. Крестик не ношу. У вас всё?
– Ладно, ладно, не горячись! – улыбнулся Ершов. – Надо было поинтересоваться. Вдруг ты сектант какой?
Я засмеялся, потом предложил:
– Может, чаю попьем? А то я, честно говоря, уже устал.
– Да мы, пожалуй, пойдем, - ответил Ершов. – Задержались мы у тебя.
– Ты понимаешь, что разговор еще не закончен? – Устинов тоже посмотрел на часы. – Мы к тебе подъедем послезавтра после обеда. Так нормально будет?
– Приходите, - ответил
– Пришли бы! – засмеялся тот. – Еще как пришли!
Я улыбнулся. Посмотрим, как вы завтра будете смеяться, когда зубы полезут! Я на них обоих, когда они выходили, кинул конструкт регенерации, добавив силы чуть больше. Вот у них веселье начнется!
Единственное, о чём я пожалел, что не знал заклинания «молчания». А гипнотизировать, как этого Захара Петровича, сразу двоих я бы не смог. Если только усыпить? Но что-то делать было уже поздно, гости ушли.
Из магазина вернулась maman. Она выложила из авоськи булку белого хлеба, пакет сахара.
– Я на лавочке сидела, - сообщила она. – Возле подъезда. Ждала, когда они уйдут. Представляешь, они пошли к детсаду. А там их «Волга» ждала с водителем. Что они от тебя хотели, Тош?
– По цыганам спрашивали, - соврал я. – Какие отношения, про всех, в общем, расспрашивали. Только просили, чтоб я никому не говорил! – вроде как спохватился я. – Ты никому не говори!
– Конечно!
На обед у нас был жиденький куриный суп. Жиденький в смысле бульона в нём было больше, чем вермишели, картофеля и прочих овощей. Вообще-то я любил поесть бульону, похлебать… Maman в этом меня всегда баловала.
В самый разгар обеда, когда я уже успокоился, она вдруг заявила:
– Антон! Нам надо серьезно поговорить!
После такого заявления аппетит пропал сам собой, настроение скакнуло резко вниз.
– Раз надо, поговорим! – тем не менее отозвался я, не отрывая глаз от тарелки.
– Антон! – не выдержала maman. – Что вокруг тебя происходит?
– Ма, давай попозже, а? – попросил я.
– Я с ума сойду! – предупредила maman.
– Всё-то ты обещаешь! – пошутил я.
– Антон! – в голосе maman прорезались грозовые раскаты.
– Ладно, ладно! – согласился я. – После обеда всё обсудим…
Нет, всё-таки бог на свете есть! Как только я допил чай, в дверь постучали. Вроде робко, тихонько, но настойчиво. Maman, вздыхая, пошла открывать, а я привычно занял своё место за шкафом на диване.
– Антон! – крикнула maman. – Это к тебе!
В прихожей переминались дед Пахом и его жена Клавдия Никитична. Maman отошла на кухню и наблюдала оттуда.
– Антошенька! – начала бабка.
– Помолчи, старая! – оборвал её дед. – Антон!
Он хотел продолжить, но вдруг сам смущенно замялся. Бабка попыталась снова что-то сказать, но дед ухватил её за руку, одёрнул. Я улыбнулся, пришел им на помощь.
–
Дед Пахом выпрямился, кивнул:
– Ничего не болит. Дышу свободно. Видишь, даже ходить стал. Гуляю. В общем, спасибо тебе!
Он протянул мне свёрток. Я взял его – тяжелый…
– Это вот, - он опять смутился. – Тебе, короче. На память. Забери. Храни. Моё это, с войны.
Он вдруг шагнул ко мне, крепко обнял (откуда столько силы у старика?), ткнулся лицом мне в ухо, произнес:
– Спасибо тебе! С того света вытащил. Думал, всё… Ан нет. Спасибо!
Соседи ушли. Maman тут же потребовала:
– Покажи немедленно!
Я развернул сверток из вощеной бумаги. Там оказался большой латунный бинокль и морской кортик с черно-желтыми ремешками-креплениями. Я покрутил бинокль в руках, посмотрел. Сверху, рядом с окуляром обнаружилось клеймо «Карл Цейс Йена 1943» с якорем и полустертой надписью «Кригсмарине». А вот кортик был советский. На нём тоже красовалось клеймо и год 1941.
– Я слышала, что дед Пахом во время войны был командиром подводной лодки, - задумчиво сообщила maman и тут же требовательно поинтересовалась. – За что такой подарок, а? Не хочешь рассказать мне, поделиться?
Я не успел ничего сказать, как в дверь снова постучали. Нет, реально, надо звонок сделать. Кнопку старого, вместе с проводами кто-то выдрал с месяц назад. Я даже подозреваю, кто. Только с них уже ничего не возьмешь. Определенно, у нас сегодня гостевой день.
На пороге стояла тетя Маша. Maman удивленно посмотрела на неё, выдавила:
– Здрасьте, тётя Маша! А вы хорошо выглядите!
Еще бы не хорошо! Сейчас тёте Маше на вид больше полтинника никто бы не дал! 70-летней бабке! Больше 50! Её бы, наверное, на службу обратно бы взяли… Шутка.
– Здорово, соседи! – то ли поздоровалась, то ли скомандовала она, заходя в дом. – Странные к вам гости заходят!
– Это соседи с третьего что ли? – удивилась maman. – Почему же они вдруг странные?
– Да нет, не они, - покачала головой тетя Маша.
– Ну-ка, Нинуль, сходи, погуляй! – она повернулась к maman. – Нам с Антоном Николаевичем посплетничать необходимо.
Maman всплеснула руками:
– Я в своём доме и – иди, мол, погуляй! Что ж такое-то? Из дома выставляют второй раз уже за час…
– Ладно, - тетя Маша цепко ухватила меня пальцами за плечо. – Не будем нервировать мамочку, пойдем сами погуляем.
– Да ладно, ладно, - maman махнула рукой. – Сидите, сидите. Я в «Восток» схожу, там вроде котлеты сегодня завезли.
– Возьми на мою долю десяток! – попросила тетя Маша.
– Ну, рассказывай, что за гости к тебе сегодня приходили? – потребовала она, когда maman захлопнула дверь. – И что с тобой произошло, что скорую пришлось вызывать?