Наследник для зверя
Шрифт:
– Журналистка не виновата, – тихо выдавил Майк. – Наших раскрыли еще до того, как я нашел ее на крыше. Да и вела она себя тихо и профессионально. Ни запаха, ни звука. Засек только по официальному маячку.
Я уже это знал.
– Кто-то сливает нас, – глянул на него многозначительно. – Подпустили ровно настолько, чтобы я мог надеяться на удачное разрешение дела. И наказали.
Майк сжал челюсти:
– Много работы предстоит, – сощурился зло.
– Езжай домой, – выдавил я глухо. – Через медпункт.
Заместитель кивнул:
– Ну и ночка… – тяжело поднялся, шумно вздыхая, и глянул на меня: –
– Не знаю, – отвел взгляд.
Уже неважно. Теперь бы разгрести по-тихому. Лишь бы сучка не взбрыкнула.
– Тебе точно не нужна помощь?
– Нет, – отрезал я.
Все смешалось в такой винегрет, что хотелось блевать. Эта подстава с захватом, засада, долбанная журналистка… и потеря контроля. Голова отозвалась тупой болью, а член заныл от очередного прилива крови.
Я грубо выругался, откидываясь на спинку кресла.
Когда в коридоре установилась стойкая тишина, я поднялся и поплелся к лифтам. Здание прокуратуры безмолвствовало. По-хорошему, надо было тоже ехать домой и ложиться спать. Но зверь внутри бесился и требовал вернуть ему ту, которую признал своей. Сейчас у него была одна цель – вымотать и подчинить меня, чтобы ослабил контроль и взял свое.
– Хрен тебе, – прошипел я себе сквозь зубы.
Успею наиграться. Сегодня заберу ее и оторвусь… Даже неделю отпуска, пожалуй, возьму, чтобы выбить дурь из…
Лифт открылся, но я не шевельнулся, пережидая прилив отвращения к самому себе. Дышать стало трудно, снова замутило и едва не вывернуло. Ее крик все еще стоял в ушах, а в теле болезненными обрывками пульсировало безразличие к ее агонии. Я настолько одурел от желания, что набросился на нее голодным зверем, вымещая злость и боль от потери своих… и безжалостно присваивая…
Кое-как выпрямившись, я втащился в лифт и нажал кнопку самого верхнего этажа, где был спортзал. Рассвет я встретил, жестко мочаля грушу так, что та даже не успевала качнуться ко мне, чтобы ответить взаимностью. Когда луч солнца не пойми как обошел все препятствия на своем пути и ударил в глаза, я очнулся и опустил руки. А следом – осел на колени, тяжело дыша.
«Так тебе, зверюга… – оскалился довольно. – Что теперь скажешь? К самке или домой?».
Только не то и не другое не довелось исполнить – я уснул в раздевалке, практически выпав туда из душевой. Последнее, что помнил – титаническое усилие, которым донес себя до лавочки…
Глава 3
Теплая весна в Клоувенсе была моим любимым временем года. Особенно когда в районе, где я купила квартирку, в квартале старых тесных дворов и густых заросших парков, вкусно пахнет лесом и кострами. Все казалось прежним. Поломанная лавочка у подъезда, пара нахохленных хромых голубей, ожидавших, когда бабки выползут поутру с семечками и разделят их насест, противный писк замка в ответ на приветствие электронного ключа…
Я была уверена, что, когда за мной закроется дверь моей квартиры, я заползу под одеяло и не вылезу до следующего утра… Что-то пугающее и темное творилось в душе. Я хотела мстить Харту за каждый вздох, что он сделал в моем присутствии.
И не одну меня не устраивало, что мужчине можно все. Судмедэксперты через одного страдали мужской солидарностью, и ничего им за это не было, только после этого организаций, борющихся
Клоувенс – обособленная цивилизация оборотней-кошачьих. А все потому, что наши мужчины – беспросветные нарциссы, решившие, что лучше других. Да, цивилизация Клоувенса ничем не уступает Смиртону, но, в отличие от человеческой, сюда и мышь не проскользнет. Чтобы добиться выезда на свободные территории, нужно разбиться в лепешку. Мне. Мужчинам проще…
Я мечтала уехать, когда допустят до «уровня два».
Меня рвало на части несогласием и гневом. По-детски хотелось дать сдачи. Да и по-взрослому тоже. Какие бы нормы ни были приняты в нашем мире, это не значило, что на мои чувства можно наплевать. Ни жалости, ни заботы – просто присвоил и приказал собрать вещи.
– Да пошел ты, Харт! – процедила я с ненавистью, стоя в тишине кухни.
Я подниму такую волну резонанса, что ему мало не покажется!
И боль как-то поутихла – я перестала слушать звон осколков в душе, сосредоточившись на деятельности. У меня было, на что давить.
Отсутствие состояния привязки налицо хотя бы потому, что я не собираю вещи и не пью шампанское за удачный расклад.
При этой мысли я закатила глаза и повернулась к кофеварке.
Прокурор Ронан Харт – партия-мечта для породистой девочки. Многие на моем месте были бы счастливы. Бракованная – и вдруг стала избранницей чистокровного самца. Редкая удача! «Чистокровки» смотрели бы мне в спину, подыхая от зависти, высшее общество встало бы на уши, а Харт хлебнул бы косых взглядов и… сочувствия.
Я ведь радовалась, когда выяснилось, что я – выбраковка. Но это случилось уже после школы. А до этого я считала себя отбросом, недостойным общества. Мама тогда проводила со мной много времени, пытаясь защитить меня от самой себя. И ей это удалось.
Теперь все поменялось. Вероятность попасться какому-то самцу в пару казалась мне худшим раскладом.
Я как-то поинтересовалась у Раис, каково было ей ощутить это притяжение. Сестра долго думала, как объяснить, но ничего, кроме «ни с чем не сравнить – самое лучшее, что было у меня в жизни» не нашла сказать.
И вот теперь это «самое лучшее» случилось со мной.
Я залезла на разделочный стол и сгорбилась с чашкой кофе. Тело горело царапинами, и их жгучий шепот рождал волну мурашек. В ушах все еще билось дыхание мужчины, сердце разгонялось, стоило перестать думать. Я трусливо пряталась, лишь бы не смотреть себе в глаза. Даже в зеркало ни разу не глянула… И вот тут по щекам покатились слезы. Сначала одиночные, потом потоком. Чашка с кофе дрожала в руке, хотелось швырнуть ее о стену…
Я выпила напиток залпом и сдалась, признаваясь себе, что мне нужна помощь. Кое-как совладав с мобильным, я отправила сообщение женщине, которая боролась в министерстве за права таких, как я. Мы познакомились, когда я взяла у нее интервью. И с тех пор часто общались по работе и не только. Вилма Вэй восхищала меня целеустремленностью, умом и харизмой.