Наследник
Шрифт:
«Хоть одна светлая мысль».
«Мамочка, дорогая моя, это же образ! Ну, пускай светлая мысль еще минут десять помается в темноте. Тем более что на свету ее никто и не разглядит. Кстати, ты знаешь, почему Никола Тесла конструировал свои лампы?»
«Просвети, сделай милость».
«Потому что в темноте лица друзей неотличимы от лиц недругов. Когда я лежу с закрытыми глазами, то люблю всё человечество. Десять минут. Еще десять минут наивной любви».
«Да пожалуйста. Сколько угодно. Хоть весь день отлеживай
«Только вот этого не надо… Пять».
«Пять минут. Это твое слово».
«Мое. И ты совершенно права насчет балды: ну кто, спрашивается, тянул меня за язык?»
«Забыл про оболтуса».
«И оболтус тоже».
«Четыре пятьдесят четыре».
«Ну что ты, ей богу! Это же не спринт!»
«Это бег на месте».
«Вот сбила…»
«Сторож, Ванечка».
«Ну да. Сторож».
«Всегда рада помочь. Обращайтесь. И не благодарите».
Итак, сторож… С какого перепугу кто-то вообразил, что только семья и школа дают нам путевки в жизнь. Ладно, они тоже, куда нам без «грибов» и халдеев. Нет, никак не обойтись.
«Прости, дорогой, но… грибы?»
«Согласен, невежливо, однако на халдеях настаиваю».
«Это сколько угодно. Путевки, Ванечка… Ты остановился на путевках».
«А если просто послушать?»
«Я так и собиралась, но… грибы… Уволь».
«Уволена».
«Сторож и путевки, сынок».
Ну да, путёвки, маршрутные листы… Намалеванные яркими красками поверх собственных неубедительных достижений, а то и вовсе неудач. Учителя, предки…
«Оценила. Правда, есть еще слово такое – ро-ди…»
«Это уже беспредел, а не компромисс. Нельзя же одним махом от грибов перейти фактически к официозу. Так можно кессонку заполучить. Имейте снисхождение, женщина».
«От халдеев до учителей не ближе. Ну да ладно, будем считать, что убедил, снизошла. Кстати, насчет второго слоя по неубедительным достижениям и неудачам – это неплохо. Я бы сказала – сильно, наотмашь».
«Но ты же не будешь отрицать, что предки сплошь и рядом выдумают своим чадам счастливую жизнь и прикипают к задумке умом, душой, всем-всем-всем, как… к реальности? Да, что есть, то есть, вы от всего сердца хотите для нас такой жизни».
«Отрицать не буду. И понимаю, куда ты клонишь».
«Никуда не клоню. Совершенно абстрактное, обезличенное утреннее размышление. Утризм. Новый жанр».
«Продолжайте, сударь, будьте так добры».
«Так вот… эта загаданная жизнь больше киношная, книжная, газетная, просто бумажная… Хочешь, в кораблик ее сверни и – ну по весенним ручьям гонять! Пока не размокнет мечта о шкиперском золотом шитье на обшлагах и погонах
«Ну, немного изобретательности! Дерзайте, сир, не тушуйтесь! Что тогда?»
«Тогда? Тогда в пограничники!»
«А что… Мне нравится».
«Как всегда, все получилось по-твоему. Я ведь не о том начал».
«Удивил, слов нет. Конечно, я знаю. Думал, что прямо с утра и заведу старую шарманку. Решил прибегнуть к упреждающему маневру».
«С тобой сманеврируешь».
«Однако это тебя не отвадило, рискнул. Ни слова про шампанское, слишком банально. Попытка твоя засчитана… наполовину».
«Это как?»
«Как приз утешения».
«Еще минут десять меня бы утешили. Вон и Дядя Гоша еще дрыхнет без задних ног».
«Ну если Дядя Гоша… Друг мой, на олимпиаде лентяев ты бы не поднялся выше второго места».
«Знаю. Потому что я закоренелый лентяй. С бородой – шутка».
«Уел».
«Классное слово. Это когда в ресторане валютой расплачиваешься?»
«Валяйся, болтло. Только, если можно, больше не сбивайся на панегирик одноногому чудовищу. То же мне, родник мудрости выискался».
«Прости, не хотел пробуждать в тебе чувства вины».
«Вины?»
«Ну да, в такой вот, несколько… извращенной форме».
«Поговори у меня об извращенных формах…»
«Ты о резиновой бабе? Ну да, согласен. Так ведь я твой сын».
Жалко, что мама со сторожем обошлась, мягко выражаясь, не очень. Не очень гуманно. Недостаточным он для нее оказался авторитетом. И прикид Песталоцци, на ее взгляд, сидел на мужике как сюртук Гулливера на лилипуте. В результате сам он весь из себя стал – хм… – недостаточным. Ну да, им самым, другого слова не подберу. Из одного зернышка как кофе сваришь? Да и кофейное ли зернышко? И зернышко ли? Я ни в чем не был уверен, на вкус не пробовал, поостерегся. С таким же успехом «изделие» из сторожа, или то, во что его матушка превратила, могло быть пересохшей козьей какашкой. Тем не менее мне приятнее было думать о растении и плодах. Всё же не чужой человек. Пострадал опять же из-за меня. И, видно, не зря через меня кару принял – крепко-накрепко въелась его наука в мой рассудок. Вот и с надувной бабой… Налил – выпей. Пример, конечно, так себе, что до качества. Не горжусь. В остальном же все по «логике жизни», как учили. Наверное, такой у жизни извращенный вкус. На жизнь все и спишем. Это правильно.
Он тебя не любит(?)
Любовные романы:
современные любовные романы
рейтинг книги
Красная королева
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
рейтинг книги
Возлюби болезнь свою
Научно-образовательная:
психология
рейтинг книги
