Наследники Че Гевары

Манчук Андрей

Специализированные движения экологов не в силах противостоять эскалации саморазрушения. Решение частных вопросов защиты природы невозможно вне глобального изменения общественного строя. Условием спасения естественной среды обитания человека является социальное освобождение человечества. Те, кто отказывается переносить экологическую борьбу в социальную плоскость, изначально утрачивают ее перспективу. В лучшем случае они остаются честными одиночками, дон-кихотами экотажа, ведущими личную борьбу против всестороннего наступления на наш мир. В худшем — становятся политиканами, превращая общественную работу в надежный заработок, продавая буржуазии право на лимитированный грабеж природных ресурсов и умеренное уничтожение окружающей среды. С помощью профессиональных

зеленых Первый мир благополучно избавил себя от соседства с опасными предприятиями, перенеся их на нищую, зависимую периферию — где кроме всего прочего, нет проблем с профсоюзами и дешевой рабочей силой. Иногда их даже пускают к власти, — как это было в Германии, — и тогда они сами санкционируют эксплуатацию и войну — массовое уничтожение природы и человека.

Капитал видит в Земле свое свиное корыто. Он бесконтрольно пожирает ее ресурсы, переваривая их на чистую прибыль и зловонные отходы для человечества. Мы еще можем изменить наш мир раньше, чем окажемся в них по горло. Мы — марксисты, и все неравнодушные люди, кто видит социальную подоплеку экологических бедствий, и не намерен молча ждать своего конца. Мы — Армия Освобождения Зимы. Армия Самообороны Планеты. Армия Освобождения Человека.

Материалы.

В декабре Украина оказалась втянутой в глобализационный скандал. Британский журналист Мэттью Хилл публично заявил: «Би-би-си располагает материалами, которые позволяют предположить, что в Украине могли убивать вполне здоровых новорожденных младенцев ради получения из их тел стволовых клеток». Старая история исчезновения детей из харьковского роддома № 6, замятая стараниями Минздрава, прорвалась наружу благодаря усилиям матерей, обратившихся с жалобами непосредственно в Совет Европы.

Отчет, подготовленный международной группой специалистов, констатировал: в Украине процветает торговля стволовыми клетками, взятыми из человеческих эмбрионов. Представители ПАСЕ считают достоверным исчезновение шестерых младенцев в роддоме № 6, и предоставили журналистам видео эксгумации останков, извлеченных из кладбища «биоматериалов». «У нас есть видеозапись посмертного вскрытия расчлененных тел младенцев, после просмотра которой возникают серьезные вопросы о том, что произошло с этими детьми», — заявила по этому поводу Би-би-си. Согласно ее данным, речь может идти о гибели тридцати новорожденных. Габи Вермот-Мангольд, докладчица Европарламента, утверждает: «такие истории происходили в разных городах Украины — во Львове, в Харькове, в Киеве».

Навещая жену в роддоме, мне приходилось видеть панику среди родителей, не желавших ни на секунду отлучаться от новорожденного ребенка. Слухи о «стволовой мафии» циркулируют даже в столице, но специалисты уверены: этот бизнес процветает в глухой и забитой провинции Украины. Изъятый там человеко-материал перевозится в европейские клиники, где перерабатывается, чтобы вернуться к нам в виде стволовой косметики — 100 евро за тюбик крема в интернет-магазинах, — или инъекционных препаратов по цене от пяти тысяч долларов. Передовые медицинские технологии доступны лишь избранному меньшинству. Богатые намазывают на себя бедных, потребляют их вовнутрь, возвращая молодость и здоровье ценою смертей безвестных младенцев. Именно «социально неблагополучные» матери стали фигурантами скандала в российском НИИ акушерства и гинекологии, где с ними заключали договор об использовании абортарных биоматериалов — «для любых, научных или практических целей». Обычная практика нашего каннибальского капитализма.

Украине давно определено место поставщика человеческого материала на глобальном сырьевом рынке современности. Мы отдаем Первому миру самих себя — от строителей, посудомоек, спортсменов, программистов и проституток, — и до трупиков маленьких людей. Мертвые и живые тела, труд, мысли, чувства. В ноябре в Киеве была ликвидирована онлайн порностудия, организованная оборотистым гражданином США в разгар «революционных» событий 2004 года. Настоящая фабрика

со штатом в тридцать человек — в основном, англоговорящих студенток, — которые работали здесь в три смены, мастурбируя перед веб-камерами по требованию заокеанских клиентов. Одна минута этого видео шла на продажу за шесть долларов. Девушка получала из этой суммы семь гривен, подвергаясь штрафам за нежелание выполнять все указания своего покупателя. Бизнес расширялся — студия постоянно набирала по объявлениям свежий человеческий материал.

Через неделю, когда Цари-Ироды из парламентов и кабминов (сторонники ханжеского запрета абортов) будут истово креститься перед образом вифлеемского младенца, нам нужно вспомнить о судьбе использованных ими людей — детей, взрослых и стариков. Пока мы — всего лишь податливые материалы, из которых они лепят нашу чудовищную реальность. Однако мы также яв7іяемся горючим материалом будущего революционного поворота. Нами, из нас будет построено общество, где покончат с обыденными кошмарами этих дней.

Дочкина дача.

Это место называют Дочкиной дачей. Или проще — дачей Кучмы, хотя здесь предпочитает отдыхать его дочь Елена, супруга крупного капиталиста Пинчука. Роскошные литые решетки закрывают доступ к мраморным беседкам и скамьям из резного дерева. Королевские павлины свободно разгуливают по изумрудным газонам, среди пальм и атласских кедров. На видимой части этой пустынной дачи — по существу, настоящего дворца на Зеленом Мысу, в южнобережной Алупке — ни души, кроме камуфлированной охраны. Очередное дворцовое имение одной из самых богатых семей Украины, оно заслуживает нескольких слов о своей прошлой и настоящей истории.

В свое время здесь располагался дом выдающегося детского врача, профессора Боброва. Основатель первой бесплатной клиники для больных костным туберкулезом детей, — деньги на ее строительство собирали Горький и Чехов, — он завещал свою дачу маленьким беднякам. Напоенный морской солью и летучими эфирными маслами воздух создавал уникальные условия для бальнеологического лечения, и другой детский доктор, профессор Изергин, сумел превратить Алупку в крупнейшую противотуберкулезную здравницу Советских Республик.

К началу девяностых территорию Зеленого Мыса занимали два детских противотуберкулезных санатория, а также городской детсад, и этот лакомый кусок земельной собственности закономерно достался самому крупному хищнику. Опеку над местными лечебными учреждениями взяла на себя персонально Людмила Кучма — всеукраинская мачеха наших вымирающих детей. Разумеется, она имела в виду интерес лишь одного, своего собственного ребенка, поскольку уже вскоре лучшая часть уникальных здравниц Зеленого Мыса превратилась в ту самую Дочкину дачу. Под ее строительство пошли лучшие земли обоих санаториев. Владельцев соседних приусадебных хозяйств — пенсионеров из медперсонала — попросту выкинули с их участков. Огороженным оказался и лучший кусок пляжа на оконечности мыса, с особенно чистой водой. пустынный участок с яхтой, скутером и шезлонгами, в которых, под присмотром телохранителей, отдыхают обитатели и гости Дочкиной дачи, служит отличной иллюстрацией преступной нелепости собственничества — по обеим его сторонам в тесноте давятся массы отдыхающего простонародья.

Впрочем, такие картины рождают и другие чувства. Мимо литой чугунной решетки ежедневно идут тысячи людей. Они смотрят на этих чертовых павлинов и всю прочую, недоступную бесполезно простаивающую роскошь. Матери больных детей со всех уголков бывшего Союза, с огромным трудом доставившие их на этот спасительный курорт, чтобы ютиться в жуткой, и жутко дорогой тесноте переполненной Алупки, — подчас на улице, под открытым небом. Местные жители, спекулянты поневоле, живущие доходом курортного сезона, бессильно наблюдающие за тем, как нувориши отнимают у них лучшие, знакомые с детства места родного города. «Дочкина дача», — цедят они сквозь зубы, рассматривая эту откровенную роскошь, и ненависти в этих словах уже ощутимо больше, чем простой зависти.