Наследники по прямой. Книга первая.
Шрифт:
– Ыыыыэээттта хххтооо?!?
– задыхаясь от быстрого бега, спросил один из "шестёрок", тараща на старшего седые от ужаса глаза.
– С-с-с-ве-ве-ветлы-лыййй Ба-бари-и-и-иннн, - странно заикаясь и стуча зубами, провыл "старшой", сползая спиной по штакетнику какого-то забора.
– Уууоооойй…
– Тот?!? Ааааа…
Вор бешено закрестился, забормотал:
– Прикатит… На зону прикатит… Терпил, фрайеров, фашистов [89] в шарашку забирать… По зоне хряпает… Чё не по его… Мусоров - пополам, саблей… Воров - пополам, саблей… Сабля-то - из руки растёт… Ууууооо… Ферзь, сука рваная… Гнида страшная… Попишу [90] , попишу, чушка вонючая, во что вмазал, вмазал во что… Уоооааай… Шнифты [91] !!!
89
Терпилы, фрайера, фашисты (осуждённые по ст. 58) - категории заключённых "не-воров", которых "ворам" можно безнаказанно унижать и грабить на зоне при попустительстве охраны.
90
Попишу (блатной арго) - зарежу, порежу.
91
Шнифты (блатной арго) - глаза.
Сталиноморск. 13 сентября 1940
На двери ресторана висела табличка "Спецобслуживание". Гурьев постучал. За стеклом возникла напряжённая физиономия швейцара, который отрицательно затряс головой и раздражённо потыкал пальцем в табличку. Гурьев кивнул и улыбнулся так, что швейцар, сначала побелев и отпрянув, завозился лихорадочно с запором. Мгновение спустя дверь распахнулась, и Гурьев шагнул внутрь.
Этот новый сладостный стиль хозяев жизни, подумал Гурьев, охватывая взглядом пространство ресторанного зала и привычно фиксируя расположение дверей и проходов. Этот стремительно вошедший в моду ампир эпохи позднего Репрессанса, с его тяжёлыми бордовыми присборенными шторами на окнах, безвкусной лепниной, обильно уснащённой символами безвозвратно ушедшей пролетарской эстетики, всеми этими звёздами, колосьями, молотками, серпами… И так органично смотрится в этих гипсовых складках всякая мутная накипь - все эти завмаги, завхозы, завклубом, завтрестом, завпотребсоюзом, замначальники милиции, вторые секретари и зампредисполкома. Зав, зав. Гав, гав. Коммунисты. Комиссары. Не в будёновках - в "сталинках" и картузах, похожих на фуражки комсостава. Армия любителей жизни. Какие уж теперь будёновки… И, как кокетливый фестончик на самой вершине этого душистого букета, - Ферзь, с его заграничной помадой и тушью для бровей и ресниц, сумочками и туфлями из крокодиловой кожи, "Коко Шанель", шерстяными и коверкотовыми отрезами, шёлковым бельём и фильдеперсовыми чулочками для толстоногих и толстозадых матрон и таких же толстоногих и толстозадых любовниц. И кокаином, наверняка. Нет ничего плохого в буржуазности, усмехнулся он мысленно. Я не против, я за. Только зачем было устраивать такую кровавую баню, перебив пол-России? Чтобы сидеть здесь теперь вот так? Только не говорите, что вы заслужили это в честной схватке. Не было никакой честной схватки. Вы всё это украли. Сбольшевиздили. А теперь - всё вернётся на место. Потому что я уже здесь. Не так, иначе - но вернётся на место. Потому что всё всегда возвращается. Возвращается вечером ветер на круги своя. Возвращается боль, потому что ей некуда деться. Господи. Рэйчел. Откуда это в моей голове?!
В зале было пусто. Пустые столики, пустой подиум для оркестра. Пустой стул у рояля. Смотри-ка, и рояль сюда впёрли, улыбнулся Гурьев. Рояль в кустах. Струной легко перерезать ваши жирные шеи. Если правильно взяться и правильно дёрнуть, ваши стриженые под полубокс жбаны со свинячьими загривками так легко и весело соскакивают с плеч. А жирное туловище продолжает конвульсивно подрагивать ещё две, три, пять секунд. Мелко-мелко. А мне нравится на это смотреть.
Он шагнул дальше, к единственному занятому столику, за которым сидели, - наголо бритый, чем-то похожий на бандита Котовского, только существенно помельче, мужик в габардиновом безликом костюме и косоворотке, в сандалиях на босу ногу, и ещё двое, одетых столь же неприметно и обычно для здешней погоды и атмосферы. При виде Гурьева двое поднялись и шагнули ему навстречу. Он преувеличенно-старательно вскинул руки вверх и обезоруживающе улыбнулся.
На самого бритого и его спутников появление Гурьева произвело должный эффект. Несколько секунд все трое молча таращились на него. Потом, словно спохватившись, двое - подручные бритого - подскочили, будто подброшенные пружиной, и рванулись к Гурьеву.
– Ну, тихо, - обронил бритый, и пыл его телохранителей мгновенно угас. Ферзь рассматривал Гурьева исподлобья довольно долго, после чего кивнул: - Проходи, добрый человек, - раз уж пришёл.
Бандиты обшарили Гурьева,
Помешкав, бандит сунул ручку обратно в карман Гурьеву. Удовлетворившись результатами осмотра, один из них кивнул бритому и распахнул пиджак. Гурьев увидел рукоятку нагана, захватанную до полированного блеска, и спокойно кивнул, соглашаясь с правилами игры. Оба мужика вернулись на свои места, а Гурьев остался стоять в метре от столика, ожидая приглашения.
Ферзю это явно понравилось. Он усмехнулся, откинулся на стуле и, облокотившись одной рукой на спинку соседнего, другой сделал гостеприимный жест:
– Присаживайся, добрый человек.
– Благодарю, - Гурьев пригладил рукой волосы, демонстрируя умеренное волнение, и сел.
– Большой вырос, - кивнул Ферзь.
– Ну, рассказывай, добрый человек. Может, помогу я твоему горю.
– А я твоему - уже помог, - ослепительно улыбнулся Гурьев.
– Сявок этих, что ты мне прислал, я отправил - малой скоростью. Так что - услуга за услугу: давай мириться, атаман.
– Каких таких сявок?
– сделал удивлённое лицо Ферзь.
– Ну, будет тебе, Николай Протасович, - Гурьев кротко вздохнул.
– Я же понимаю - ни к чему тут гастролёры, когда в местной труппе все роли давно и основательно расписаны. Ты мне их затем и подбросил: сделаю их - хорошо, они меня - ещё лучше. Ты только не всё учёл, Николай Протасович. Исходных данных тебе не хватило. Поэтому и предлагаю - давай по-хорошему. Ты моё не тронь, я твоё не трону.
– Здесь всё моё, милый. Твоего нет тут ничего и быть не может. Понимаешь, нет?
Так было, подумал Гурьев. Так было, это правда. А теперь не будет. Больше никогда.
– Сурово ты разговариваешь, атаман. Но, вот так сурово - напрасно. Я знаю, что у тебя за беда с моряком приключилась. Как только он из похода вернётся, я с ним побеседую по душам. И сделаю так, что он ни тебя, ни людей твоих - вообще ничего замечать не будет. А девочку - оставь. Прошу, как серьёзного человека.
– Хочешь сам ей целку сломать?
– улыбнулся бритый.
– Хорош, хорош. А ещё учитель. Я первый, потом ребята мои. Нас много, но биксам, когда в раж войдут, это нравится. А потом ты. Так уж и быть, - бритый прикрыл глаза и кивнул.
– Если не побрезгуешь, конечно, после нас-то.
Он засмеялся. Молодцы по правую и левую руку от бритого тоже заржали, довольные. Смейся, смейся, подумал Гурьев. Действительно, легавый. Да и то - бывший. Смейся, нелюдь. И я посмеюсь. Потом. Он улыбнулся:
– Ты, часом, сам не влюбился, атаман? Вот уж не ожидал, от такого человека. Но, на самом деле, - немудрено.
– Следи за базаром, учитель, - ощерился бандит с наганом.
– Ты кому тычешь, ты?!
Гурьев медленно повернул к нему голову и удивился:
– А кто разрешал открывать рот? Николай Протасович?
Мужик с наганом вылупился сначала на Гурьева, потом - на Ферзя. И только потом, опомнившись, схватился за рукоятку оружия. Второй угрожающе подался в сторону Гурьева. Гурьев же, словно не замечая всего этого, снова обратил лицо к Ферзю:
– Так о чём это мы, Николай Протасович?
– О деле, - кивнул Ферзь.
– Только за базаром следить всё одно полезно.
– Стараюсь, - скромно потупился Гурьев.
– Стараюсь, Николай Протасович. Но я же с тобой разговариваю, а это, - он чуть кивнул в сторону "стрелка", - с чего раскрякалось?
– Ну, ты, бля!!!
– бандит вырвал из-за пояса наган и направил на Гурьева ствол. И тупо уставился на свою - пустую - руку.
– А почему мушка не спилена?
– поинтересовался Гурьев, откидывая барабан [92] непонятно как перекочевавшего к нему револьвера, высыпая патроны себе на ладонь и опуская их в вазочку из-под варенья.
– Чё?!
– хрипло спросил бандит, переводя ошалелый взгляд с Гурьева на Ферзя.
– Когда я тебя буду этой штукой в очко пялить, - ласково пообещал Гурьев, покачивая стволом из стороны в сторону, - узнаешь, "чё".
– И кинул револьвер бандиту назад: - Спрячь керогаз, бык картонный. Николай Протасович, мы будем с тобой беседовать или продолжим железками перебрасываться?
92
Револьвер системы Нагана образца 1910 г. оснащался откидным барабаном для облегчения заряжания и экстрактирования стреляных гильз.