Наследники по прямой. Книга первая.
Шрифт:
Повисла пауза. Гурьев ждал. Ферзь, посопев еле слышно, кивнул своим шестёркам:
– А ну, оба. Идите, курните чуток.
Оба бандита, как будто нехотя, поднялись и двинулись в противоположный конец зала, озираясь на хозяина и странного гостя.
– Ну. И кто ж ты такой?
– спокойно удивился Ферзь.
– Кто ж ты такой? Крутой, как я погляжу. Тебя чему в институтах учили? Взрослым, уважаемым людям - "вы" положено говорить.
– Вот мне и говорят, - кивнул Гурьев.
– На "ты" со мной только близкие люди. В общем,
– Яков Кириллович, - Ферзь усмехнулся, продолжая Гурьева настороженно, но без страха изучать.
– Ну. Так кто ты такой?
– А ведь ты не знаешь, - посетовал Гурьев.
– И даже тебе любопытно. Неужто тебе не докладывали?
– Ты учти, учитель…
– Я не учитель, Николай Протасович, - мягко перебил его Гурьев, - я наставник. Это, в общем, разные вещи.
– Говори, кто такой.
– Интересно, правда?
– Гурьев усмехнулся.
– Для старого боевого товарища - слишком молод. А для молодого щегла - слишком хорош.
– Хватит.
– Ну, хватит - так хватит. То, что ты обо мне знаешь - ничему не верь. Работы в крепости видел?
– Ну. И тебя там видели. Дальше что?
– Продай мне девочку. Я понимаю, что слово назад не возьмёшь, авторитет нельзя ронять. Мне таких вещей объяснять не нужно. Так что?
– Сколько?
– Полпроцента.
– Чё?!?
– Полпроцента, Николай Протасович. Это такие деньги, - Гурьев закатил глаза и покачал головой.
– Ну, мне нет никакого резона с тобой воевать, Николай Протасович. Вообще никакого. У тебя свои дела, у меня свои. Это у моряка песни революционные в башке звенят, а мы-то с тобой - взрослые люди. Я знаю, ты в городе порядок навёл, шпану прищучил. Это дело правильное. Большое тебе за это человеческое спасибо. Хочешь, могу к ордену представить. За трудовые заслуги. А девочку продай.
– А что, не помешает мне орденок, - усмехнулся Ферзь.
– Уважают у нас орденоносцев. А ты не молод ли, часом, такими понтами кидаться?
– Я молод, для чего надо. А для чего надо - стар. Ты же сам сказал - хватит. Будем торговаться, или что?
– Зачем тебе бикса?
– Фу, Николай Протасович. Ты же серьёзный, авторитетный человек. К чему эти глупые детские слова? Тем более, ты ни разу не чалился, зону если и топтал - так только в форме, в предбаннике. Или у кума в кабинете.
– Много знаешь. Бессонница не мучает? Меньше знаешь - крепче спишь.
– Так а я о чём?
– светло улыбнулся Гурьев.
– Что ты там копаешь? Там нет ничего. Давно всё перерыли.
– А я глубже копаю, Николай Протасович. Очень, очень глубоко. И там, где я копаю - всегда что-то есть.
Всегда, подумал Гурьев. Всегда. И клад я уже нашёл. Только клад этот по карманам не рассуёшь, в Румынию или Турцию не сплавишь.
– И сколько это?
– А я не знаю. Знаю, что много. Очень много. Поэтому и говорю - полпроцента.
– Это
– Сто тысяч?
– удивился Гурьев.
– Да это ж грабёж. Ну, впрочем, в сравнении с теми полпроцента, о которых я веду речь - это так, на булавки. А почему - сто? Это за шаланду потопленную, что ли?
– Мне так хочется.
– Я понял. Денег не будет, Николай Протасович. Бюджет прописан, я такую сумму изыскать просто не могу - нужны серьёзные обоснования.
– Какой ещё бюджет?!
– Ну, Николай Протасович, - Гурьев поднял температуру удивления на несколько градусов.
– Это же государственное дело. У меня есть, конечно, определённая степень свободы, но после находки, а не до.
– Нужна девка - найдёшь деньги. Сто тысяч. Я сказал. А клад выкопаешь - тогда посмотрим на твои - скажем, десять процентов. Раз дело государственное.
– Три четверти процента.
– Пять.
– Один.
– Деньги когда?
– Десять тысяч - пятнадцатого. Сорок - двадцать второго. И пятьдесят - двадцать девятого. Я не хочу ничего - ни сложностей, ни неприятностей. Здесь же, в это же время. Можно через доверенное лицо.
– Смотри, Яков Кириллович. Кто нас обидит - трёх дней не проживёт.
– Нас, Николай Протасович, - усмехнулся Гурьев.
– Нас.
– Ага, - прищурился Ферзь.
– Нас, значит. Интересно. А я слыхал, будто всех придавили, как следует.
– Трава и бетон ломает, Николай Протасович.
– Ну-ну. Куришь?
– Курю.
– Закуривай. Только не спеши.
Ну, вот, подумал Гурьев, разглядывая лицо Ферзя, пару дней я могу перевести дух. Это хорошо, что ты жадный. Это радует. При любом раскладе - я выиграл пару дней. Больше мне не нужно. А потом я тебя удавлю, красавец. Ты уж не обижайся.
Гурьев медленно, чтобы никого не спровоцировать на нежелательные эксцессы, под цепким взглядом Ферзя выудил из внутреннего кармана пиджака портсигар, зажигалку и закурил, с наслаждением пополоскал дымом рот. Чуть приподняв подбородок, с силой выпустил струю дыма вверх. Ферзь достал свои папиросы, но, прежде чем закурить, принюхался:
– Не мой табачок-то.
– В поставщики метишь?
– приподнял брови Гурьев.
– У меня табак - не махра. А что за дела у тебя с жидами?
– вдруг поинтересовался Ферзь.
– Арон за тебя сказал. А ты - не похож ты на жидка.
– Я ни на кого не похож, Николай Протасович, - улыбнулся Гурьев.
– Ты поэтому тут со мной и сидишь, разговоры задушевные разговариваешь.
– Ишь ты. Соображаешь. Интересно, интересно. Кто ж тебя на меня вывел? Танька нашептала, небось?
– А что? Эта дурочка что-то знает?!
– изумлению Гурьева не было предела.
– Да ну, Николай Протасович. Не держи меня, как говорится, за фрайера. У меня источники другой пробы. Кстати, ты меня с румыном своим познакомь, есть к нему разговор.