Наследство последнего императора

Волынский Николай

И не давая Авдееву возразить, быстро добавил:

– Я бы сам ему предложил, но сомневаюсь, что Матвеев выполнит мою просьбу беспрекословно. Все-таки, я не здешний. Такого авторитета, как у вас, у меня нет. А вот ваше распоряжение он непременно выполнит, в этом я абсолютно уверен. Так что выручайте! Прошу вас!

Авдеев довольно ухмыльнулся. Брагой запахло сильнее.

– Куда он от меня денется! – заявил он. – Пусть попробует! – и хлопнул по деревянной кобуре.

– Вот и я тоже уверен, что именно от вас он никуда не денется, – подтвердил Яковлев и предложил Заславскому: – А мы с вами, товарищ Заславский, если не возражаете, пройдем к Романовым.

Яковлев

не столько обеспокоился запахом браги: ему было важно разделить Авдеева и Заславского.

Они поднялись на второй этаж «Дома свободы». По дороге к ним присоединился полковник Кобылинский, и они быстро прошли по коридору мимо свитских, которые выстроились вдоль стены в ряд, словно в почетном карауле, – фрейлина Анастасия Гендрикова, гоф-лектрисса Екатерина Шнейдер, учителя Жильяр и Гиббс, гофмаршал Татищев, обер-гофмаршал Долгоруков, юнгфера Демидова и еще десятка полтора прислуги. Им очень хотелось посмотреть, какие бывают главные комиссары у большевиков: до сих пор они видели только комиссаров Временного правительства и местных.

В гостиной – большой квадратной зале, ярко освещенной солнцем, гостей встречали стоя Николай и дочери – Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия. Александра сидела тут же в инвалидной коляске. Она надела очки, которыми старалась на людях не пользоваться, и внимательно рассматривала прибывших.

– Ваше величество… Государыня… Ваши высочества… Я – комиссар Центрального исполнительного комитета Яковлев, из Москвы.

То, что большевистский комиссар обратился к ним, как царствующим особам, привело Николая в некоторое замешательство. Дочери тоже воззрились на Яковлева во все глаза. И только Александра не шевельнулась. Она решила, что ослышалась: не станет же большевик, в самом деле, оказывать подобное уважение своим заклятым врагам. Она сидела в своей никелированной инвалидной коляске недвижимо, словно египетская статуя, и только щурилась от солнца. Лучи светили ей прямо в глаза, из-за чего императрица не могла, как следует разглядеть гостя, которого они со вчерашнего дня ждали с тревогой и даже страхом: эта власть уже дала понять Романовым, что ничего хорошего в жизни им больше ждать не следует.

Николай сделал несколько шагов навстречу Яковлеву и решительно протянул ему руку.

Они обменялись рукопожатиями. Николай облегченно улыбнулся, Александра по-прежнему не шевелилась.

– Милости прошу, господа! – звучным голосом, чуть дрогнувшим от волнения, произнес Николай. – Простите, не имею чести знать ваши имена и отчества.

– Василий Васильевич, – ответил комиссар Яковлев. – Мои коллеги – Гончарюк Павел Митрофанович и командир отряда красной гвардии Заславский… – он вопросительно посмотрел на него.

– Шимон Евшевич! – брезгливо выдавил из себя Заславский.

Николай кивнул ему молча, но так же приветливо улыбнувшись.

Яковлев продолжил:

– У меня особое распоряжение советского правительства относительно вас и вашей семьи. И особые полномочия, – добавил он.

– Извольте, я готов вас слушать, – с искренней любезностью произнес Николай.

– Мое поручение имеет конфиденциальный характер.

– Так что же… Если так, то прошу ко мне.

Николай взялся за спинку инвалидной коляски жены, и они направились в губернаторскую библиотеку. Там Николай предложил гостям занять глубокие кожаные кресла, коляску он остановил у стола. Потом протянул им раскрытый портсигар. Они отказались, и Николай с удовольствием закурил сам.

У него всегда улучшалось настроение даже лишь от одного только пребывания в этой громадной комнате,

где стеллажи от пола до потолка были плотно уставлены книгами, сплошь в кожаных переплетах, корешки которых тускло отсвечивали золотым тиснением. Книг у губернатора было около шести тысяч томов. Николаю еще никогда не приходилось видеть их так много – сразу и вместе. В Тобольске в нем неожиданно проснулась страсть к чтению, и губернаторская библиотека стала для Николая любимым местом.

– Я весь внимание, – сказал он, жадно затянувшись несколько раз подряд.

– Прежде всего, мне хотелось бы знать, – начал Яковлев, – об условиях вашего здесь пребывания. Есть ли у вас претензии? Или жалобы?

– Нет-нет! – поспешно произнес Николай – слишком поспешно, что Яковлев тотчас же отметил. – Условия?.. Что же, условия вполне соответствуют сложившейся обстановке. Нет-нет! Претензий никаких.

– Есть ли жалобы на охрану? На действия или поведение офицеров или нижних чинов?

– О нет, что вы – абсолютно никаких!

Тут Александра бросила быстрый взгляд на супруга, и Николай вспомнил, как на Рождество солдатский комитет пытался оставить его без дров.

– Нет! Никаких жалоб! – твердо повторил он, заметив тень смущения на лице полковника Кобылинского. – Никаких!

«Значит, что-то есть. Иначе бы не повторял, как попугай», – догадался Яковлев.

– А что Алексей Николаевич? – спросил комиссар.

Лицо Николая омрачилось.

– Сын мой Алексей болен, – быстро сказал он.

– Могу ли я его посмотреть?

Николай пожал плечами.

– Затшем вам пасматреть? – неприязненно спросила Александра; она неожиданно заговорила с сильным немецким акцентом. – Рипёнок отшен больной! Вы расве токтор? Я думала – комиссар!

– Вы не ошиблись, Ваше величество, – учтиво ответил Яковлев. – Но я все-таки должен осмотреть вашего сына: того требует моя задача.

Бледное, с редкими апрельскими веснушками, лицо Александры покрылось красными пятнами. Она повернулась к мужу.

– Also what you in this sassing will say? Realty again we shall allow to tamper with our family life [85] ? – резким, как у павлина, голосом спросила она.

– We for a long time do not have private family life. And never was [86] , – тихо ответил ей муж. И Яковлеву: – Извольте. Если это так надобно… Только прошу вас учесть: мальчик не просто болен. Он мучительно болен. И каждое раздражение…

85

И что ты по этому поводу скажешь? Неужели опять позволим лезть в нашу семейную жизнь? (англ.).

86

У нас давно нет собственной семейной жизни. И никогда не было.

– Прекрасно понимаю вас, Ваше величество. Не волнуйтесь, – заверил ее комиссар. – Я не доставлю вашему сыну неудобств.

Николай взялся за спинку коляски, однако, совершенно неожиданно к нему подошел Яковлев и учтиво, но твердо заявил:

– Позвольте, я помогу вам, Ваше величество!

Николай от неожиданности отступил на шаг, а комиссар, не ожидая ответа, уже быстро покатил коляску с испуганной Александрой в коридор. И на этот раз он сделал верный психологический ход: отделил царя от царицы, чтобы Александра осознала, что она в прямом и в переносном смысле – в руках Яковлева, и стала сговорчивее.