Наследство последнего императора
Шрифт:
Строй «почетного караула» в коридоре был на месте и в недоумении глядел, как красный комиссар прислуживает бывшей императрице. Яковлев шагал быстро, Николай не успевал за ним, сбивался с шагу и говорил на ходу:
– Только не надо бы так много народу, Василий Васильевич. Это ни к чему ведь – не стоит беспокоить больного…
Яковлев кивал на каждое слово Николая, однако, скорости не сбавлял. Но когда они подошли к двери в комнату Алексея, Николай решительно стал на пороге:
– Я не считаю необходимым, чтобы сюда заходило так много народу!
– А кто вы такой, чтобы нам давать приказы? – возмутился Заславский. – Кто здесь
Николай не отвечал. Он крепко вцепился обеими руками в доски дверного проема, слегка побледнел, на скулах под его рыжей, в седых пятнах бородой заходили желваки.
– Отойди в сторону, я сказал! – крикнул Заславский и выхватил наган из-за пояса.
Николай побледнел еще больше, но не двинулся с места. Он бросил взгляд на своих свитских – те тоже стояли окаменевшие.
Яковлев решительно стал между царем и Заславским.
– Вы, как отец, совершенно правы! – быстро и громко сказал Николаю комиссар. – И исключительно в вашей воле – кого пускать к больному ребенку, а кого нет, – он слегка отодвинул Заславского. – Я пройду вместе с вами. Один. Или с Александрой Федоровной. Разрешите, Ваше величество? – обернулся он к ней.
Красные пятна еще сильнее разгорелись на лице Александры. Больше всего сейчас ей хотелось вскочить, вбежать в комнату, обнять сына и защитить. Поэтому она не сразу поняла, о чем спрашивает комиссар, и он, уже громче, повторил:
– Надеюсь, вы разрешите, Александра Федоровна, только мне одному пройти с вами к Алексею Николаевичу?
И в этот момент появилась Новосильцева.
От нее исходила свежесть небольшого морозца, румянец во всю щеку, серые глаза искрились, легкая улыбка была адресована всем и никому одновременно. Она была в черной шерстяной юбке, кожаная куртка плотно облегала фигурку, на ногах – румынские ботиночки, отороченные лисьим мехом. Неизвестно, каким чудом держалась на ее платиновых волосах крошечная соболиная шапочка-берет.
Заславский сунул наган за пояс и незаметно отошел в сторону.
Яковлев был доволен. Но виду не подал.
– Государыня, – еще раз обратился он к Александре. – Быть может, вы все-таки дадите разрешение? Вот и Глафира Васильевна тоже о том просит. Я ее адвокат, и хорошо знаю, чего ей сейчас больше всего хочется, – добавил комиссар.
Александра неожиданно улыбнулась: она поняла шутку. С нескрываемым любопытством императрица рассматривала Новосильцеву, потом обернулась к мужу и быстро спросила по-английски:
– As thee think, there is she this beautiful bolshevik too [87] ?
Николай недоуменно пожал плечами.
– Sie haben keinen Fehler, Eure Majestet! Darf ich Ihren Sohn doch ansehen [88] ? – сказала Новосильцева.
Александра удивилась. Потом неожиданно улыбнулась и энергично закивала:
– Oh, ja, liebes Medchen… na ja – entschuldigen Sie mich!.. Liebe Dame doch! Bitte, wenn Sie dies wunschen! Ich habe nichts dagegen [89] . Да-да! Вам со мной пройти сейчас мочно к моему ребенку.
87
Как ты считаешь, эта красотка тоже большевичка? (англ.).
88
Вы
89
Конечно, миленькая, о, простите… мадам! Пожалуйста, если вам так хочется. Не возражаю (нем.).
Алексей был в постели. Матрац на его кровати был с угла завернут, на оголенных кроватных пружинах рядом с мальчиком сидел доктор Боткин. Он поил Алексея с ложки мутно-коричневой микстурой.
Яковлев, ожидая, пока закончился прием лекарства, рассматривал подростка.
Желтая, с синевой, натянутая кожа на лице. В огромных темно-синих глазах, окруженных черными тенями, лихорадочно-стеклянный блеск. Лицо мальчика казалось прозрачным как церковный воск, казалось, сквозь кожу просматривались даже мелкие кровеносные сосуды.
– Что за шум? – неожиданно звонким и уверенным голосом спросил Алексей. – Нет-нет, ничего не отвечайте! Не говорите! Я отгадаю сам.
Он на несколько секунд задумался.
– Так: некто решил похитить бывшего цесаревича и на аэроплане отвезти его по воздуху в Зимний дворец! – он приподнялся на локте, потом с усилием сел, прислонившись спиной к гобелену на стене. – Так вот, передайте поручику Мировичу [90] : цесаревич не хочет освобождаться. Пусть Мирович оставит здесь аэроплан, а сам уезжает.
90
Офицер, пытавшийся спасти из Шлиссельбургской крепости законного наследника русского престола Ивана VI Антоновича. Cтража имела личный приказ Екатерины II – при попытке освобождения убить пленника на месте. Тем дело и кончилась. Сам Мирович был казнен.
Яковлев отметил, что у мальчика явно повышенная температура – на это указывал не только стеклянный блеск его глаз, но и его болезненно-эйфорическая речь.
– Алексей, что за глупые шутки! Следи за языком, – рассердился Николай. – Кстати, с гостями принято здороваться!
– Так ваша фамилия не Мирович? – продолжал допытываться Алексей, не обращая внимания на отца. – И аэроплана у вас нет?
– На этот раз я без аэроплана, Ваше высочество. Здравствуйте, Алексей Николаевич! – произнес в тон ему Яковлев. – Но если мы с вами действительно поедем, то я бы отвез вас не в Зимний дворец, а, скорее, в Кремль.
– Вот оно как! – воскликнул мальчик. – Ну что? Что я вам всем говорил? – обратился он к родителям. – Говорил я вам, что нас отсюда увезут! А вы мне не верили… А я знал! Ждал! Когда едем? Я готов! Едем – куда угодно, хоть в Кремль, хоть в «Лефортово» [91] ! Только подальше отсюда… Я же говорил, папа, – повторил он, обернувшись к отцу, – что нас отсюда увезут. Рано или поздно.
– Конечно! – осторожно заметил Николай, явно не разделявший оптимизма сына. – Куда-нибудь да увезут, – да… Или, может быть, ты знаешь определенно, куда?
91
Тюрьма под Москвой.