Настоящие, или У страсти на поводу
Шрифт:
— Обращайся, дорогая.
Рассказывать ей о том, в чём меня пытался убедить Ивар, я точно не собиралась. Завтра он придёт и сам всё увидит, своими глазами. Поймет, как был не прав.
Разговор с подругой вернул уверенность в завтрашнем дне и будущем.
Вот только ненадолго. Прошел день, ночь, в течение которой я почти не сомкнула глаз, и наступило долгожданное утро. Утро последнего спокойного дня в моей жизни, после которого всё рухнуло.
Никакого страха, озарения или предчувствия надвигающейся беды меня не посетило. Наоборот, проснулась я в довольно приподнятом
— Хороший знак, — шепнула сама себе и встала.
Горничная будто за дверью стояла. Стоило мне только подойти к зеркалу, на ходу заплетая простую косу, как она тут же вошла с неизменной улыбкой на губах.
— Доброе утро, как вам спалось?
— Спасибо, всё хорошо.
Приведя себя в порядок, я вышла из комнаты и уже собиралась спуститься вниз в столовую, как застыла у комнаты Делайн. Мне показалось, внутри раздался какой-то шум.
— Делайн? — я вежливо постучалась и застыла, ожидая ответа. — Делайн, это Айола, у тебя всё в порядке?
Стоило мне это произнести, как дверь неожиданно распахнулась, заставив меня отступить на полшага, и на пороге появилась взлохмаченная, возбуждённая кузина, на которой из одежды была лишь сорочка, заляпанная разноцветными пятнышками.
— Айола! Ты-то мне и нужна.
И не дав даже опомниться, девушка схватила меня за руку и втянула в комнату, громко хлопнув дверью.
— Великая Мать! — ахнула я, застывая в небольшой гостиной и оглядываясь.
Здесь царил хаос. Подушки и покрывало с небольшого диванчика были брошены на пол, там же на полу стоял графин с водой и стаканы, их было три штуки, и они располагались весьма хаотично. Карандаши, цветные мелки и множество листов ковром устилали пол. Часть бумаги была белоснежной, часть смята неприглядными комками, большая половина изрисована набросками или небольшими портретами.
— Делайн, что здесь произошло?
— Что? — девушка обернулась и непонимающе осмотрелась. — Ах это… я работала.
— Всю ночь?
— Нет, я спала, — кузина нахмурилась, потирая лоб. — Кажется. Да, спала. А потом проснулась и пришло оно.
— Что? — спросила у неё, наклоняясь и поднимая с пола листок, который лежал у самых моих ног.
На меня смотрели глаза. Только глаза. Я вздрогнула, узнавая этот надменный и колючий взгляд, вызывающий у меня протест и непонятную злость.
— Вдохновение, — пояснила девушка. — А что уже утро? Ой, это не то. — И выхватила у меня из рук набросок. — Не то, совсем не то.
Я прекрасно её понимала. На меня тоже иногда находили такие приступы вдохновения. Когда я не могла ни есть, ни спать, пока не разгадывала узоры переплетения силы, пока не могла соединить магию с механизмом для получения необходимого результата. Но также я помнила, каково организму после такой встряски. Как волна апатии и бессилия накрывали с головой, заставляя целые сутки лежать в постели и приходить в себя.
— Почему же. У тебя очень хорошо получилось
— Завтракать? — задумчиво повторила Делайн и покачала головой. — Потом. Мне нужна ты.
— Я?
— Да! Мне пришла в голову идея. Ночью. Я прям увидела её перед глазами. Тебя.
— Меня? — Осторожно ступая по полу, приподняв подол платья, стараясь ни на что не наступить, я прошла через комнату. — У тебя есть мой портрет. И не один.
— Это всё не то. Не ты. Не так, — забормотала Делайн, сжимая в руке листок бумаги. — Это как с графом. Не так… неправильно.
— Что неправильно? — не поняла я, убирая с дивана карандаши и осторожно присаживаясь.
Видимо, придётся задержаться здесь дольше, чем я думала.
Кузина махнула рукой и бросилась на пол, ища черные карандаши.
— Посиди так, не двигайся. Я сейчас, сделаю парочку набросков и всё.
— Но потом ты ляжешь отдыхать?
— Конечно… хорошо, — пробормотала она в ответ.
У меня создалось такое впечатление, что она меня совсем не слышала и согласилась лишь для того, чтобы я от неё отстала. Что же, сейчас я могла ей простить и это.
Следующие пять минут мы пытались придать мне нужную позу и нужный взгляд. Делайн едва не плакала от бессилия.
— Всё не так, — снова и снова повторяла она, поворачивая меня то в одну сторону, то в другую, тревожно заглядывая в глаза.
— Скажи, как надо, — мягко отвечала ей. — Я хочу помочь.
— Я не знаю, — в отчаянье ответила она, отступая, и стрелой метнулась к окну. — Я не знаю.
— Делайн, успокойся. Я тут и никуда не ухожу. Мы обязательно найдём нужный ракурс. Я тебе обещаю. Ты только не нервничай.
Но та меня словно не слышала, до мяса сгрызая ногти. Привычка, о которой она вспоминала, когда начинала сильно волноваться.
«Кажется, пора звать тётушку», — поняла я и уже собиралась встать, когда кое-что заметила.
У другого края дивана лежала небольшая стопка бумаги и в самом низу неровно торчал уголок какого-то портрета.
Не знаю, зачем я потянулась. Зачем взялась за него. Почему взяла всю пачку, доставая искомую вещь. Меня словно магнитом туда потянуло.
Но стоило мне только увидеть это, как время будто остановилось.
Я всегда поражалась талантом Делайн видеть суть человеческой души, находить то тайное, что скрыто от других, и умело выставлять напоказ. Так было с портретом Элодии, на котором она была так прекрасна и невероятна, что захватывало дух. Но лишь на первый взгляд. Пара секунд и от этой приторности начинало мутить, на глаза попадались скрытые недостатки кузины: надменный взгляд, брезгливо опущенные уголки губ и холодное выражение лица. И это ощущение было не только у меня, у каждого, кто видел этот портрет. У всех, кроме Элодии, которая жутко им гордилась и заставила отца повесить картину в большой гостиной в их поместье. И искренне недоумевала, почему остальные не замечают этой красоты, решив, в конце концов, что все просто завидуют.