Настоящие, или У страсти на поводу

Серганова Татьяна

— Конечно-конечно, только давайте завтра. Мы опаздываем к порталу. Мне с трудом удалось найти свободное время. Сами понимаете, сейчас речь идёт на минуты.

— З-завтра? — переспросила я, чувствуя, как надежда серым пеплом осыпается в груди.

— Да, я прибуду утром, и мы с вами всё обязательно обсудим. А теперь прошу прощения, — он кивнул мне и поспешил к карете, не дав мне даже возможности возразить.

Я и не могла. У них свои проблемы и неприятности, я и не имела права нагружать их и что-то требовать.

Оставалась еще одна попытка.

Я

вернулась домой, схватила сумку, перчатки и шляпку, после чего поспешила в банк, который находился недалеко от центральной площади.

— Денежные накопления мы вам сейчас выдадим, но вот с кредитом могут возникнуть проблемы. Сумма очень большая, госпожа Белфор, — произнёс молодой мужчина, стоя за стойкой администратора. — В данный момент у нас просто нет её в наличии. Необходимо заказывать и доставлять из хранилища. Плюс ко всему ваша заявка должна быть одобрена вышестоящими руководителями. А это занимает не менее трёх дней.

— Неужели ничего нельзя сделать? Хоть что-то? — взмолилась я. — Я согласна даже на самый высокий процент.

Он виновато покачал головой.

— Мне очень жаль, но это невозможно. День уже заканчивается, из начальства уже никого нет, а вы просите деньги на утро. Ещё такую крупную сумму денег.

— Я понимаю, но всё-таки…

— Мне очень жаль, — снова повторил администратор.

Не получилось. Деньги взять неоткуда. Если только не ограбить особняк Архольдов, заложив все ценные вещи, картины, предметы интерьера. Вот только на это я не была способна. Даже ради Ивара.

Вернувшись в особняк, я отказалась от ужина и сразу пошла к себе в покои, упала на кровать, рассматривая потолок и прижимая к груди сумочку, в которой тяжелели монеты.

Отказаться и оставить его. Бросить на милость судьбы и просто стоять в стороне?

А перед глазами возникла картинка мутной ледяной воды, злобные зверюги на берегу и тихий, но уверенный шёпот Ивара, убеждающий меня, что всё будет хорошо.

Когда-то он рискнул всем и помог мне выжить.

Жизнь за жизнь.

Торнтон ведь был совершенно прав. Я сама выбрала этот путь. Отошла от норм этики и морали, отринула всё то, чему меня учили с рождения, уступив и отдав в залог свою невинность. Залог того, что ничего не изменится, что я не передумала. И только тогда мне было позволено провести еще один год в княжестве, выхаживая больного отца.

Отбросив сумку в сторону — монеты громко и противно зазвенели, — я перевернулась на живот, обнимая подушку и зарываясь в неё лицом. Слёз больше не было. Если бы от воспоминаний можно было так же легко избавиться.

Я хорошо помнила тот вечер под ракитой год назад. Так четко и ясно, словно это было только вчера. Как и боль, скрутившую тело, и мою наигранную пустую улыбку, которую я через силу выдавливала из себя, слушая утверждения, что в следующий раз всё будет лучше и хорошо. Кивала, соглашалась и умирала от стыда и отчаянья.

Не будет, уже не станет.

Помнила, как всю ночь проревела, вымаливая прощение у строгой Богини Матери, убеждая её и себя, что так надо, что так

правильно, что мы любим друг друга и эта ночь ничего не изменит, а лишь крепче свяжет нас. Клялась, что это в первый и последний раз решалась на такое вне священного союза.

Себя убедить удалось, Богиню — нет.

И вот оно наказание.

Следующие часы я раз за разом прогоняла через себя прошедшие годы. Вспоминала каждый жест и улыбку, наши долгие прогулки с Иваром. Подаренные им цветы, от аромата которых кружилась голова. Звезды, которые были такими яркими над нашими головами. И это безграничное ощущение счастья, пьянящее сильнее любого вина.

Любила? Да. Того мальчика с бездонными карими глазами и очаровательной улыбкой, от которой замирало сердце. Только вот что сейчас осталось от этого мальчика, который спасал меня в ледяной воде?

Надо было понять, что Ивар меняется. Еще год назад, когда он приехал неожиданно чужой и холодный, как колюче смотрел и собственнически сжимал в своих руках, игнорируя мои болезненные гримасы и удивлённые взгляды.

Не хотела верить, не хотела признавать и акцентировать внимание, слишком занятая болеющим отцом. По-детски уверенная в нашей любви.

Зачем согласилась тогда на его требования? Потому что боялась потерять. Как глупо и страшно. Цеплялась, держалась и умирала. А за что пала? Ведь нет больше того мальчика солнечной улыбкой. И той девчонки тоже нет. Умерла, рассыпалась прахом, сгорев от боли и тоски.

Оставался лишь долг. Жизнь за жизнь…

Всего лишь одна ночь. Ночь с человеком, которого ненавидела всем сердцем. Разве это высокая цена за спасение чужой жизни? Я не знала, но выбора не было. Ведь хранить мне было нечего.

Часы пробили полночь, когда я тенью, никем незамеченная прошла по коридору, открыла знакомую дверь и бесшумно скользнула внутрь.

В покоях было темно, лишь пара светильников по углам, которые скорее не освещали, а наоборот еще больше усиливали напряжение и сгущали обстановку. Или может быть дело в моём состоянии. Всё тело, а не только щеки, горели от жгучего стыда. Нервная дрожь заставляла мелко трястись, и больше всего мне хотелось сбежать отсюда.

«Не смогу… не смогу…»

Честно говоря, я уже сделала шаг назад, чтобы последовать своим желаниям, как из спальни неожиданно вышел граф. Мужчина замер в дверях, и я всё никак не могла разглядеть выражения его глаз, которые были скрыты в сумраке ночи.

— Айола? — в голосе слышалось удивление, а я дернулась в ответ, услышав своё имя в его устах.

— Ваше предложение еще в силе? — прочистив горло, спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал от страха.

— Да, — тихо ответил он.

— Тогда я согласна.

И сама не верила в то, что произнесла это, лишая себя последнего шанса на побег. Но сделанного не воротишь и отступать было не в моих правилах.

Торнтон еще некоторое время изучал меня, потом подошёл к шкафу и достал из ящика небольшой бумажный прямоугольник, который демонстративно положил на журнальный столик у дивана.