Настоящие индейцы
Шрифт:
Господи, только этого мне не хватало. Я уже не питала иллюзий насчет Саттанга и всерьез опасалась, что мне предложат собственноручно провести резню первенцев.
Не сильно-то и ошиблась, к слову.
Пришла целая толпа. Женщины вели мальчиков – от года до десяти примерно. Восемь детей. Дети шли молча, с обреченными лицами, сжав губы. Матери поставили их на колени в ряд передо мной и застыли за спинами, придерживая детей. Старуха протянула мне нож:
– Вот. Решай. Можешь приказать своим слугам заколоть их. Дети плохих отцов тоже плохие.
Ну все, с меня хватит.
Я провернула нож в ладони – и протянула его старухе рукояткой вперед.
– Мое решение может быть оспорено?
– Нет.
– В том, что те мужчины были плохи, виновен весь род. Их отцы, братья, сестры и жены.
У
– Несправедливо наказать лишь первенцев, как будто остальные не виновны. Я назначаю кару не только первенцам, но и всему роду, из какого произошли их отцы. И наказание кладу такое. Первенцы должны загладить вину своих отцов, которые оскорбили не меня, но высшие силы, каким угодно было привести меня на Землю-Без-Имен. Для того я запрещаю этим мальчикам становиться воинами. Пусть они пасут скот, пашут землю и растят зерно для каши, пусть ищут воду и золото, пусть торгуют и изучают законы. Я позволяю им браться за оружие лишь для охоты на дикого зверя, для обороны своего дома и для защиты жизни своей и родных. Я запрещаю им служить воинами за деньги и ради славы. А их родам я назначаю следить, чтобы эти мальчики не умерли, не попали в плен, не остались без потомства. Я запрещаю их родам продавать этих первенцев в рабство или отдавать за долги. Если первенец захочет уйти за небо, то весь род обязан последовать за ним, так, как будто им приказал вождь. Я запрещаю родам отдавать в другие роды матерей первенцев, как будто они худые жены, но коли сами захотят – пусть идут. А лучше пусть остаются в роду своего мужа, и пусть отцы их мужей кормят их как сестер. И как будет это сделано, с их родов снимется вина за плохих мужчин.
Стало подозрительно тихо. Я подумала, что назначила слишком тяжелую кару. Ведь индейцу проще всего добыть золото и славу в гвардии. Я же обрекла этих мальчишек на мирную жизнь, которую здесь не особенно уважали. С другой стороны, если бы их убили, то золота и славы точно не видать. Но, может быть, здесь считают – лучше быть мертвым, чем бесславным?
– Мудрое решение, – изрекла старуха. Оглянулась на товарок. – Мудрое!
– Да, по старому закону первенцев не закалывали, – поддержала ее товарка. – Их обращали в рабство.
– Точно! Точно! И еще Духам служить отправляли! Какое наказание Духи положат, такое и выполняли! Мудрое решение! По старине и правде!
– Да, – медленно и густо сказала главная. – Большое решение. Очень большое. Славное решение. Когда кара на весь род падет, никому уже не захочется воспитывать дурных сыновей. Правильное решение. Отныне и мы станем судить так.
Я смотрела на одну из женщин. Она прижимала к груди годовалого мальчишку. Совсем юная девчонка. Ее муж погиб, возможно, от моей руки. А теперь она привела ко мне сына. Скорей всего, единственного. И вряд ли ее кто возьмет теперь замуж – после первого-то мужа-неудачника. Что ж, пройдет немного лет, и у нее снова будет кормилец. Индейские дети рано взрослеют. Да и семья ее мужа вынуждена будет помогать.
Когда старухи ушли, Санта придвинулась ко мне:
– Делла, ты хорошо знаешь наши законы.
– Да вовсе не знаю.
– Мудро судишь. Женщины очень довольны. Я сказала, что царь хочет взять тебя на ложе. Все сказали – хорошо бы в жены, добрая вышла бы царица. Если так, тебя полюбит народ. У нас давно не было хороших цариц. Все сидели на женской половине и шили одежду да рожали детей. А в старину наши царицы вершили суд. Был совет стариков и был совет старух. И царь правил мужчинами, а царица женщинами. В те времена, говорят, взрослый мужчина не смел перечить своей матери, а сына мог и побить за то, что он невежлив со старшими женщинами. То было время, когда Мать Чудес сошла с неба по золотой лестнице. Сейчас-то все испортилось. Но ты напомнила нам о старой правде.
– Слушай, а колдуньям вообще можно замуж выходить?
– Да кто им запретить-то посмеет?! Но считается хорошо, если колдунья идет за великого воина, или большого вождя, или вельможу, или царя. Или за другого колдуна. За жреца и простого воина – это плохо.
– Я только одного не поняла: чем у вас колдуны занимаются? Потому что волшебства вроде от меня никто не просит.
– Что ты! – у Санты округлились глаза. – Волшебство только Мать Чудес творит. А колдуны
– А жрецы что делают?
– Духам служат. Но колдуны – это как дети Духов, а жрецы – как рабы. Через колдунов правда приходит. Они для того, чтобы остановить зло в мире. Им можно покарать любого, кто нарушает волю Духов.
– Понятно… высшая контролирующая инстанция.
Санта улыбнулась и отошла.
В сумерках приперся Хесс собственной персоной. Гневно оглядел наш холм, постепенно обретающий приметы жилья, велел все отнять и сжечь. Приказал даже снять с нас одежду.
– У них нет другой одежды, – напомнил ему один из стражей, уже мечтавший днем, как хорошо заживет его семья – при моем-то заступничестве перед Духами. – Они сожгли старую.
– Пусть сидят голые.
Индейцы не посмели сопротивляться Хессу. А я решила, что затевать бой сейчас будет уроном для нашей репутации. Не так загадочно. Поэтому мы подчинились, вроде как положились на волю Духов. Мы сидели нагишом на земле. Вечерело, поднялся холодный ветер. Дневные кровососы спрятались в траве, зато проснулись ночные. Мы чесались и сгоняли комаров, клопов и прочий гнус друг с друга. Мошкара забивалась в раны, не успевшие затянуться. Перед нами пылал большой костер, распространявший жуткую вонь: в него покидали все, что нам притащили индейцы за день. Одежду, остатки еды, кожаный навес, даже ветки, которые для женщин нарубили мужчины. Небольшой запас мази для ран. Воду из расписных ведер вылили на землю. Причем именно на тот клочок, где заставили нас сидеть.
За костром возвышался Хесс и с презрением глядел на меня. А мне уже стало пофигу, мне нечего было терять, и я устала бояться.
– Хесс, а как быть с тем, что царь желает взять меня в наложницы?
Я нарочно говорила по-индейски.
– Ты умрешь раньше.
– Конечно. Я же знаю, почему ты так боишься, что Патрик на мне женится. Ты-то знаешь, что у меня вельможная родня, правильно? Знаешь. И ты боишься, что она сюда приедет. Властная, богатая родня, с которой Патрик в большой дружбе. Мой брат привезет оружие, какого у тебя нет. И деньги, много денег. Саттанг станет другим, если Патрик женится на мне. Он будет богатым и сильным. А я принесу на Саттанг закон. Истинный закон. Никого уже не посмеют казнить просто так, потому что тебе этого захотелось. Нет. У вас будут законоговорители, и судьи, и уважаемые люди, которые выслушают и виновного, и невиновного, и всех, кто скажет об их поступках. И еще я установлю, чтобы следопыты проверяли, правда ли виновный совершил то, в чем его обвинили. Я умею это делать, Хесс. Ты даже не представляешь, как хорошо я это умею. И тогда на Саттанге будет править справедливость. А тебе она как нож по сердцу. Я сделаю так, что никто не будет выше закона и справедливости. Я выслушаю всех стариков и всех старух, в каждой деревне. Я не поленюсь и пройду по всей Земле-Без-Имен. Я запишу все слова старых и уважаемых людей. Я все сохраню, до капельки. И я принесу рассвет на Саттанг. Ты это знаешь. И ты этого боишься. Потому что ты живешь обманом. Но хуже всего, что в новом Саттанге для тебя не найдется места. Ты потеряешь свою власть. Консула, который тебя боится, посадят в тюрьму, а ты станешь просто никому не нужным стариком, которого никто не слушается. Поэтому ты стараешься убить меня. Но так убить, чтобы никто не заподозрил тебя в убийстве. Подумаешь, умерла от лишений и невзгод, да? Только не бывать этому. Пройдет несколько дней, и все изменится. Может быть, даже завтра изменится.
– Ты не настоящая колдунья.
– Посмотрим?
Посмотрели, что.
Вас когда-нибудь били бичом?
Я получила десять ударов.
В первый раз меня били одетую. Понятно, что на мне был отнюдь не скафандр, но минимальную защиту я имела.
Сейчас меня били голую. По незажившим еще ранам от плети.
Я ругалась на всех известных мне языках.
Потом меня отвязали от столба. Идти я не могла. Меня принесли и, раскачав, просто бросили в кучу моих товарищей.