Настоящие индейцы
Шрифт:
– В Средние века тебя сожгли бы за колдовство на костре из сырых дров, – заявила Ида. – Жаль, что сейчас нельзя этого сделать. Ты лжешь, ты на самом деле ничего не можешь. Вот приедут спасатели, и я подам на тебя в суд за унижение. Ты нарочно делаешь все, чтобы унизить меня. Потому что я офицер, жена и будущая мать, а ты никто, и ты мне завидуешь.
Я промолчала. На беду, одна из старух знала федеральный.
– Ты позволяешь говорить ей поносные слова?!
Я пожала плечами:
– Она носит ребенка, зачатого на священной земле. Духам нужен этот ребенок. Я терплю, потому что так пожелали Те, кто выше нас.
– Ах ты еще и моего ребенка хочешь отнять?! Да ты просто…
Ида схватила в горсть оставшихся у меня червей и тут же затолкала их себе в рот. Вскочивший Макс ничего не успел
И точно.
Иду перекосило, из глаз полились слезы, она попыталась запить водой – но кто запивает водой лимон и перец?! В следующую секунду она неприлично резво побежала за дерево, ее вырвало.
Старухи переглянулись.
– Она сошла с ума, – тихо сказала я. – Давно, еще когда только узнала, что носит ребенка.
– Отдавать ребенка Духам тяжело. Наверное, Духи отняли у нее разум загодя, чтобы она не стравила плод и не спаслась через это. Чтобы она стала глупая и захотела родить. Да, Духи так делают, – согласились старухи.
Ида из-за дерева выкрикнула:
– Ты дрянь, извращенка! И вкус у тебя дурацкий!
– Конечно, – вдруг сказала ближайшая ко мне старуха, – ведь колдуны всегда едят ту еду, какую не могут другие. Потому они и колдуны. Скажи, великая колдунья, сыта ли ты, довольна ли? Мои рабы наловили много толстых червей, я поднесу их тебе.
– Да, – ответила я. – Принеси их. И два десятка птичьих яиц, от тех птиц, каких вы держите дома. Еще немного соли, меда и трав, какие вы едите обычно.
Черт, кажется, я начинаю входить в роль, потому что моя просьба не вызвала никакого удивления. Напротив, старухи обрадовались: ведь так легко, когда не надо угадывать желания колдуна. Опять же, насколько я поняла, моя просьба не казалась чем-то из ряда вон выходящим.
Давешний индеец, который все понял, уже укладывал камни для очага. Вокруг стало шумно, появились какие-то женщины и дети. Горка подношений у моих ног росла, мои товарищи повеселели, и стало казаться, что жизнь налаживается.
– Джен, – позвала я, – сейчас принесут теплую воду, тебе придется вспомнить медицинские навыки. Всем надо обработать раны.
– Я уже подумала об этом, – просто ответила девушка. – Как бы то ни было, надо пользоваться моментом. Неизвестно, что нас ждет завтра.
Она как в воду глядела.
Мы успели и наесться, и напиться, и переодеться в чистое. Наплевать, что оно индейское, главное, что свежее и не рваное. Ида, основательно поплакавшая, но не нашедшая сочувствия, уснула. Старухи натащили всяких мазей, Дженни обработала раны. Дольше всего пришлось возиться с Гаем Вероной. Он поначалу стеснялся, потом мы уговорили его, и я поняла, отчего он так упирался: пах превратился в сплошную рану, и Гай боялся услышать свой приговор.
– Ну, я не врач… – пробормотала Дженни, – но лечиться тебе придется долго. Очень долго.
– Есть ли смысл… – вздохнул Гай.
– Не знаю, – ответила Дженни. – Возможно, детей у тебя не будет.
– У меня уже есть дочь. Да разве в этом дело?
– А-а, – догадалась Дженни. – Нет, это-то вылечат. Шрамы останутся, но когда они кому мешали?
Старухи отчего-то забеспокоились. Та, которая знала федеральный, приблизилась ко мне и сказала:
– Великая колдунья, разреши наш спор. Люди говорят всякое. Говорят, что тебя взяли в плен на священной земле, в храме. И потому тебя надобно казнить со всем уважением к твоему сану. Другие говорят, что не в храме то было. Говорят, ты превратила восемь сильных мужчин в слабых женщин и велела убить их. За это положена казнь. Но еще говорят, что те мужчины знали – ты колдунья и тебя нельзя оскорблять. Ты убила их, потому что они оскорбили тебя. Но за оскорбление колдуна карают не только отцов, но и их первенцев. Мы не знаем правды. Скажи сама, как быть.
Я переглянулась с Сантой. В общем, терять нам нечего, нас уже приговорили.
– Я скажу. Я знаю обычаи. Я была в старом храме со своими слугами. За то, что Духи позволили мне там жить, я заплатила честную цену. Я привела туда много плохих людей, и я не прикоснулась к ним,
– Ты устроила Духам пир? Ты великая колдунья!
– Я нарочно брала плохих людей, чтобы Духи сразу захотели насытиться ими. Я ходила на Большое Поле, где поселились те, кого проклинают во всех лесных деревнях. Чужаки. Я выманивала их и приводила в храм. Еще я велела своим слугам стеречь лес. И когда плохие с Поля приходили в деревни, я и мои слуги убивали их, и всех забрали Духи. Духи теперь долго будут сытыми, так много плохих людей я привела им. Когда плохие увели в плен женщин и детей из деревни, я велела своим слугам отбить их у плохих, и всех отбили, и еще отбили вон ту рыжую чужачку, которая попросила меня, чтобы я взяла ее в служанки, и я взяла. Она умеет лечить раны и знает о других болезнях. Она рассказала мне про плохих людей. Они совершили святотатство, какому нет прощения. Они украли святыню из храма. И мой долг – вернуть ее народу Саттанга. Для того я и пришла с неба.
Старухи качали головами.
– Скажи, великая колдунья, кто еще может сказать про твои слова, что так и есть?
– Я могу! – живо воскликнула Дженни, которой на ухо переводила Санта. – Я видела! Пришли индейцы, много, и принесли большой-пребольшой ящик. Тех индейцев всех убили. И ждали, что придет лодка с неба, и заберет этот ящик. Лодка пришла, но слуга колдуньи, – Дженни показала на Макса, – сломал ее, и лодка не смогла опуститься на землю, так и улетела назад. А я видела тот ящик. Он стоит в подземелье. В нем нет щелей, совсем нет. Но каждую ночь после заката он начинает светиться, и всем плохим становится тоскливо, а ящик сияет до рассвета. Никто не знает почему. Я пошла туда и помолилась, чтобы мне можно было спастись. Как только я помолилась, на следующий день пришла великая колдунья и меня спасла. И она не просто посылала слуг в бой, она сама билась, как ваши мужчины не умеют.
Старухи слушали с окаменевшими лицами.
– Многие могут сказать, что это правда, – добавила Санта. – Много лесных деревень, куда ходили слуги великой колдуньи. Спросите у людей, и люди скажут правду. Они покажут вещи, какие остались от плохих людей, что вошли в храм и не вышли.
– Я скажу дальше, – продолжала я. – Когда я взяла в служанки Дженни, то поняла, что надо делать. Надо идти и звать на помощь наших воинов. Мы попрощались с Духами и ушли, похоронив за собой все, что остается после человека. Мы ушли далеко, в деревню. Там была простая земля. Мы пересекли реку, и тогда на нас напала гвардия. Моих слуг схватили, а я отвела глаза напавшим и спаслась. Я вернулась в деревню, увидела, что все убиты и брошены непохороненными. Я стала готовить их для похорон. Из лесу вышли еще двое, и они помогли мне. Я зажгла большой костер, в котором сгорели мертвые тела. Потом я поехала в город, к людям моей крови. Я зашла к ним в дом, попросила воды и еды. Они насыпали мне яд в питье, от которого я уснула. И проснулась здесь, где меня призвали к Хессу. Он произнес неправедный приговор. Когда меня привели к болоту, где держали в плену моих слуг, я догадалась, что один из индейцев чтит правду, и велела моим слугам поговорить с ним. Его зовут Нун, и спросите его. Он видел, какую пищу я ем, и сказал своим товарищам, что я колдунья. Утром он повторил эти слова тем, кто пришел ему на смену. Но они не послушали его. Они захотели получить от меня силой то, что обычно получает мужчина от женщины. Я убила одного, раздала оружие своим слугам, мы убили остальных. И пошли прочь. Жена моего слуги утратила разум по воле Духа, она кричала и делала глупости, поэтому нас поймали. Хесс наказал всех как мужчин, и все доказали, что они мужчины. Теперь ты знаешь мою правду.
Старухи ужаснулись.
– Хесс совсем спятил! – воскликнула одна. – Великие беды падут на Саттанг, если вожди да вельможи перестанут чтить заветы предков! Нельзя оскорблять колдуна. Нельзя хватать того, кого отпустили сами Духи.
– Какая страшная правда у этой колдуньи! – добавила вторая. – Только великую колдунью Духи пошлют в мир с такой правдой!
Они причитали, ворчали и ругались. Потом старшая сказала твердо:
– Надо привести сюда первенцев. Пусть великая колдунья сама скажет.