Настоящие индейцы
Шрифт:
– Я никуда не пойду! – взвизгнула Ида. – За мной прилетят спасатели! Я офицер и будущая мать! Это вредно для ребенка! Эта сука хочет меня убить! Я хочу, чтобы меня спасали нормальные люди! Я не собираюсь носиться по вашим дурацким лесам! У меня есть достоинство! Обращайтесь со мной как положено!..
Она спятила окончательно и бесповоротно.
Мы потеряли тридцать секунд. Те тридцать секунд, которые могли нас спасти. Потеряли на вразумление Иды Рафферти.
Нас нагнали верховые. Мы сбились плотной кучей, готовясь очень дорого
Прошло несколько минут. Показалась целая процессия – впереди ехал старец Хесс, за ним тянулась почтительная свита.
– Об одном жалею, – процедила Дженни, сжимая в руке нож. – Что у меня нет пистолета. Знаешь, кого я застрелила бы первым делом? Эту тварюшку Иду. Все беды из-за нее. И пусть меня потом судят за убийство заведомо беременной и психически неполноценной. Может, я никогда не доберусь до нашего суда. Зато она сдохнет вместе с нами.
Хесс остановился в двадцати метрах от меня. Интересно, что будет, если я сейчас метну рогатину? Достану ведь.
– Опять ты, женщина, – проскрипел он. – Тебя надо проучить. Положи оружие, женщине нельзя его носить. Все женщины пусть положат оружие.
– Размечтался, – вдруг выплюнула Моника. – Делла не женщина, а мужчина! И я мужчина. И Санта мужчина. И Дженни тоже мужчина. Здесь только одна женщина – толстуха. А мы не будем покоряться. Слезай с кобылы, я докажу тебе, что я мужчина!
К Хессу прискакал гонец, то ли уставший, то ли перепуганный.
– Они… они там убили всех!
– Убили, – повторил Хесс. – Значит, они не лгут и они мужчины. Накажите их как мужчин.
Он повернул кобылу и неспешно поскакал в лагерь.
Мы не сдались, нет. Мы еще подрались. Нас взяли сетями и притащили в самую гущу шатров и палаток. Туда, где в землю были вкопаны столбы. Всех, кроме Иды, привязали к столбам – за вытянутые вверх руки, спиной наружу.
– Санта, я не выдержу, – прошептала Моника.
– Выдержишь, – ответила ей индианка. – Ты сказала – ты должна доказать.
– А что мне делать?!
– Ругайся.
– Ругаться?! Но это же дурно!
– Ты уже не женщина, а мужчина. Мужчине не дурно.
– Хорошо, Санта, я так и поступлю, – пообещала Моника.
Бедный ребенок.
Плети. Нас выдрали плетьми. Без малейшей пощады. Моника быстро потеряла сознание, но так и не закричала. Я изобретала самые обидные оскорбления для палачей. Санта поддавала жару. Больно? Я быстро перестала осознавать боль именно как боль. Отупела.
Потом нас отвели на новое место – на вершину холма. Здесь было дерево с густой листвой, и под ним уже восседала Ида, укутавшаяся в мою плащ-палатку. Мы промолчали.
Еды нам не принесли, дали только немного воды для Иды. Она еще и возмутилась – почему не кормят, ей вредно голодать! Ей объяснили: за побег наказаны все, и если она недовольна, пусть скажет о том своим друзьям. Этим Ида и занималась весь оставшийся вечер.
Мне казалось, я нахожусь в театре абсурда. Так не может быть. Не бывает таких злобных и ограниченных людей. Даже в дальних провинциях. Просто не бывает. А память подсказывала – еще как бывает. Те женщины, с которыми я служила в четвертом округе, ничем не отличались. Просто им не выпадало серьезных испытаний, и негде было показать свою сущность. А тем несчастным, кому выпало… Лучше не вспоминать. В конце концов, мне предстоит смерть ничуть не лучше той, какую приняли они.
Я то проваливалась в дрему, то выныривала. В лагере поднялся шум, но мне не было дела до него. Лишь к сумеркам я более-менее очнулась.
К холму во весь опор неслись трое верховых с кобылой в поводу. Подлетели к нам, остановились.
– Делла Берг! – отчеканил один. – Ты поедешь с нами.
– А если нет?
– Тогда мы привезем тебя силой. Царь хочет видеть тебя.
Так вот что за шум был днем! Патер явился. Ну ладно, повидаемся.
– Садись, – индеец показал мне заводную кобылу. – Говорят, ты мужчина, а мужчина умеет ездить верхом.
Тоже мне, придумал испытание. Я встала, спину опалило лютой болью, но я не подала виду. Индейская кобыла не так хороша для верховой езды, как обычная лошадь, но и не особенно от нее отличается.
– Для мужчины ты слишком мала ростом, – заявил индеец. – Может, ты карлик?
Примерившись, я вскарабкалась в седло. Стремян индейцы не знали, но мне-то что? Я в детстве без седла ездила – подумаешь, стремена… Мне бы в обморок не грохнуться, вот что важнее.
Индеец повернул свою кобылу и вскачь понесся вниз. Я скрипела зубами, у меня темнело в глазах, и я боялась только одного: упасть и свернуть себе шею именно сейчас. Именно тогда, когда есть шанс все-таки вылезти из западни. Не может быть, чтобы Патер хладнокровно послал нас на смерть.
Рядом с шатром старейшин появился еще один – в полтора раза выше и в четыре раза шире, с бунчуком на остром шпиле, с разряженной гвардией. Мои конвоиры объехали шатер и спешились у двух костров, на которых грели воду в огромных котлах. За кострами был шатер поменьше, и меня подтолкнули к нему.
Я вошла. Внутри были только женщины. Немолодые, судя по повязкам на шее – рабыни. Они наполняли водой большую бадью. Из-за их спин вышла старуха, придирчиво оглядела меня.
– Садись сюда, – она показала на бадью, – к царю нельзя грязной.