Настоящий американец 3
Шрифт:
За какой-то час джентльмены из музея Метрополитен приобрели сразу несколько картин и потратил чуть ли не миллион долларов, если я правильно перевел местные франки в доллары. Особенно долго и упорно директор Нью-Йоркского музея бодался за “Натюрморт со скатертью в клетку” Хуана Гриса. За этот шизофренический кубизм Тейлор в итоге отдал четыреста тысяч долларов.
Закончив с картинами аукционист, седой мужчина во фраке, чем-то неуловимо напоминавший актера Лесли Нильсена перешел к графике. И первым лотом в этой части аукциона как раз был облюбованный
— Лот номер 24. Пабло Пикассо, набросок плаката “голубь мира”. Начальная цена 10 тысяч швейцарских франков.
Я тут же поднял табличку, и аукционист отреагировал.
— У нас есть 10 тысяч франков. Кто больше? Отлично! Двадцать тысяч от юной итальянской синьорины.
Я тут же поднял ставку.
— Тридцать тысяч от молодого американца с первого ряда. Спасибо. Кто больше. Тридцать тысяч от месье с третьего ряда. Сорок тысяч франков от американца с первого ряда… Пятьдесят тысяч от молодой синьорины…
Очень быстро в торгах за набросок Пикассо остались только я и какая-то приставучая итальянка. Когда ставка выросла до ста тысяч я обернулся, чтобы посмотреть кто постоянно перебивает меня.
И почему я не удивлён?
Вайлетт как всегда была великолепна. Гордая осанка, переливающиеся в лучах электрического света бриллианты, конкурирующие за мужское внимание обнаженные плечи и стройные ножки в туфлях на высоких каблуках, кокетливая шляпка с сеточкой, за которой невозможно скрыть азартное сияние сапфировых глаз, на чувственных губах играет полуулыбка.
Кое-как прогнал охватившее меня наваждение и прожег конкурентку за лот строгим взглядом. В ответ получил провокационный жест в виде воздушного поцелуя.
Смело по нынешним временам, но в этом вся Вайлетт.
Повышаю ставку. Вайлетт отступает только когда сумма возрастает до ста двадцати тысяч швейцарских франков.
Я вновь смотрю на нее и получаю застенчивую улыбку пай-девочки.
Отворачиваюсь и размышляю о природе совпадений. Даже если предположить, что Аньелли каким-то образом узнали о моей поездке в Швейцарию, то они никак не могла знать заранее, что я посещу этот аукцион, да я сам об этом до сегодняшнего дня не знал. А значит появление здесь Вайлетт совпадение?
Вновь бросаю задумчивый взгляд на девушку, но она поглощена тем, что творится на сцене, а с нее аукционист объявляет последний лот:
— Список с античного пергамента изготовленный в десятом веке после Рождества Христова в Риме, в монастыре монахов бенедиктинцев. Стартовая цена пять тысяч франков.
Вайлетт тут же поднимает табличку.
Я морщу лоб от непонимания на кой ей он сдался. Да и остальные участники как-то вяло на него реагируют, со всего зала нашелся лишь один конкурент, да и то отвалил на сорока тысячах.
Улыбаюсь и поднимаю табличку. Не важно зачем Вайлетт этот кусок древней бумаги, главное он ей нужен. Пришло мое время отыграться.
— Пятьдесят пять тысяч франков от нашего американского гостя. Кто больше. Кто даст мне шестьдесят? Спасибо синьорина!
Я
Беззвучно шиплю в ее сторону «Стерва» и размышляю о женском коварстве.
Конференц-зал я покидал в смешанных чувствах и в одиночестве. Вайлетт подрулила ко мне в холле:
— Поужинаем вместе?
— За ужин платишь ты, — поставил я условие.
Она красиво рассмеялась и взяла меня под руку.
В ресторан можно попасть как с улицы, так и не выходя из отеля. Мы пошли вторым путем.
Сперва Вайлетт придирчиво выбирала столик, в итоге ей приглянулся стоящий чуть ли не в центре зала у всех на виду. Затем вдумчиво знакомилась с меню, замучив стойкого официанта уточнениями. А дальше очередь дошла до меня, я даже заерзал под ее обольстительным взглядом.
Так, Федя, соберись! Помни, ты не молокосос, тебе почти семьдесят в душе. А в штанах двадцать два. Черт!
— Чего вздыхаешь? — томно поинтересовалась моя спутница.
— Я только что потратил пятьдесят тысяч долларов, — нашел я причину. — Не без твоей помощи! — выговариваю ей.
— Подумаешь, — легкомысленно бросает она. Я готов взорваться, но ее ладонь накрывает мою руку, а губы шепчут. — Я скучала.
И всё, я уже готов подняться в номер голодным. Черт с этими распиаренными блюдами от шеф-повара, я хочу Вайлетт!
— Сперва ужин! — приземляет она меня.
И мне приходится заглатывать пищу и наблюдать как красиво поглощает ее итальянка, кусочек за кусочком, глоток за глотком. Воспринимаю это завораживающее зрелище как пытку. Даже алкоголь не облегчает мои страдания. И ведь умом старика понимаю, что это чисто физиология, реакция самца на самку, но ничего с этой самой реакцией поделать не могу. Девушка, что сидит напротив меня уж слишком хороша и она знает толк в соблазнении. Вот интересно, уместна ли здесь аналогия с поставленным нокаутируюшим ударом у боксера? Результат-то схожий. Пропускаешь удар и ты обречён.
В номер я вваливаюсь уже доведенным до точки кипения, сжимаю в объятьях Вайлетт и беспрерывно ее целую. Она жарко отвечает и сдирает с меня смокинг.
И в тот момент, когда мы добираемся до спальни, какой-то урод настойчиво стучит в дверь.
— Открой, — Вайлетт отрывает меня от себя.
— Пусть проваливают, — рычу я и вновь впиваюсь в ее губы.
— Вдруг что-то важное, — настаивает девушка и я с обидой подчиняюсь.
Принесли мои покупки. Я кидаю два запечатанных свертка на диван в гостиной и несусь назад в спальню. Вайлетт запрыгивает на меня, обхватив руками и ногами, и мы вместе падаем на королевских размеров кровать.