Наталья

Минчин Александр

— Да, конечно, — говорю я. — Я очень рад, что ты пришел, рано. — Мы улыбаемся.

— Впрочем, я себя и по пути на работу — тоже плохо чувствую!

— Как ваши больные? — спрашивает Наталья.

— Живы, к сожалению, — отвечает брат, и в голосе его правда звучит сожаление.

Я наливаю шампанское в три граненых стакана и ставлю перед ними. Наталья быстро достает что-то из сумки и кладет на стол большую плитку шоколада.

Я недовольно прожигаю ее взглядом.

— Последний раз, Санечка, честное слово, — поспешно говорит она.

Б.

смотрит на нас, не понимая, ему так только б приносили.

Он берет стакан и поднимает его. Не сказать он не может.

— Много о вас слышал, Наташа…

Я стою молча, она смотрит на него.

— Брат мой, по-моему, не на шутку увлечен вами, это хорошо. Большая редкость. Но это все отступление, на самом деле, выпьем за вас, вы и вправду милая девушка, — он смотрит на нее, как по меньшей мере укротитель, похваливший тигра. Очень симпатичного.

Мы чокаемся по старинке, Наталья отпивает два глотка и ставит стакан на стол. Б. выпивает до конца и наваливается на шоколад. Наталья отламывает от своего маленького кусочка большую часть и спрашивает:

— Тебе бросить, Санечка?

— Угу, пожалуйста.

Б. смотрит на эту картинку и говорит:

— О, а я так не пробовал никогда. — Он наливает себе шампанского и бросает громадный кусок шоколада.

— Б., тебе кусок пить не помешает? — спрашиваю я.

— Не-а, — говорит он серьезно, — большому куску и рот радуется.

Нищие доктора.

— Санечка, почему ты стоишь, садись сюда.

Она пододвигается на своем стуле больше, чем на половину, и сажает меня рядом.

Мне очень нравится, что вот, это Наталья, и она такая совсем необыкновенная и красивая, каких и не было у меня никогда, — относится ко мне очень внимательно, и Б. видит все это, реагируя.

Выпив шампанское и доев весь шоколад, он смотрит на нас отеческим подобревшим взглядом.

— Ну, чем молодежь занимается?

— Да как тебе сказать, — отвечаю я, — разными вещами.

Достаю из своего пиджака (его бывшего морского кителя) сигареты и зажигалку и кладу на стол, взглядом предлагая брату.

Он берет одну, я подношу ему огонь.

— О, американские! Наташа, конечно, принесла.

— Нет, — отвечает Наталья, — все Санечкино, он дает деньги, а я покупаю иногда. — (Я ей благодарен за это.)

— Ну, тогда спасибо, Санчик, — он хлопает меня по плечу. — А чем вы занимаетесь, Наталья?

— Английским языком, это моя специальность. Кончаю через четыре месяца институт, но чувствую, что не окончу, — она с улыбкой смотрит на меня.

— Да, — искренне соглашается Б., — он ученик прилежный и неистовый, самый рвущийся из всех, кого я знал, и других стимулирует на занятия.

Я улыбаюсь про себя.

— Вот когда я учился, — говорит Б., и начинается старая история: он окончил школу с золотой медалью, по поводу чего папа страшно горд, всем говорит это, не упуская случая, в особенности мне. И в институте был один из самых умных, это я слышу периодически

из месяца в месяц, и эта история его учения мне надоела. Но Наталья внимательно слушает. Даже не улыбается. Прямо такие они серьезные, хоть меня выноси.

Музыка кончается, и я ставлю другую кассету, садясь на кушетку, в стороне.

— Вы учились в Ленинграде, Боря?

— Да, шесть лет.

— Нравится?

— Очень, цивилизованный, культурный город. Вы были там?

— Да. Мой муж из Ленинграда. Родился там. А раньше часто бывала у родственников.

Б. поворачивается назад и немного удивленно смотрит на меня. Как это она при мне говорит о муже?

Я сижу, не реагируя. Мне все нравится, что она говорит. И как она говорит. И раз она говорит, значит, так надо, она ведь умная. Редчайшая похвала и — женщине.

Они беседуют, не обращая на меня внимания. Я сижу в темной части кельи, любуюсь Натальей, даже с Б. она разговаривает так, что можно подумать, он ей нравится. А вдруг да… Я начинаю вглядываться. Б. уже разошелся вовсю, рассказывает анекдоты, артистически их изображая, это его коронный номер. Наталья смеется, улыбается, даже раскраснелась. На меня — ноль внимания. Я поставил другую кассету с музыкой, они даже не заметили. Наконец, наговорившись, нарассказывавшись вволю, Б. вспоминает про меня и говорит:

— Да, а где наш Санчик? — поворачивается и видит. — Ты что это такой тихий сегодня?

Я сижу молча и не отвечаю. Чего на глупые вопросы отвечать.

Наталья перестала смеяться и тоже смотрит на меня.

— Да, ну я пойду, — говорит Б., видя мое лицо, — спать хочется. Мне всегда спать хочется, а вам, Наташа?

— Как когда, — отвечает она.

Он берет пальто и закрывает за собой дверь.

— Может, ты вообще перейдешь в другую комнату, — зло говорю я, — а я пойду погуляю, чтобы вам не мешать.

— Ну, Саня… Это же твой брат, не могла же я не разговаривать с ним. К тому же ты бросил меня одну с его рассказами и уселся в углу, надувшись. Санечка…

— А смеялась ты, заливалась, тоже из-за приличия?

— Почему, нет. Он интересно рассказывал.

— Ну вот и иди к нему, продолжай разговаривать.

— Саня, — она в секунду оказывается около моего лица, — почему ты такой глупыш, скажи?

Она улыбается.

— Какой ты глупый, Саня. Мне никто не нужен, кроме тебя…

Мы увлеченно целуемся, и какое-то время я ничего не соображаю. Как будто все проваливается.

Уже, наверно, поздно, мы даже не замечаем времени. Она теперь вообще раньше двенадцати домой не возвращается. Как она там объясняет, не представляю. Но мне она никогда ничего не говорит об этом, словом не обмолвится. Совсем не вмешивает меня в свои, те, семейные дела. Не хочет, чтобы я знал или переживал из-за этого.

— Санечка, сколько времени? — спрашивает она.

— Не знаю, Наталья. Испугалась, домой торопишься?

— Наоборот, Санечка, думаю, как бы еще остаться, подольше.