Научи меня любить
Шрифт:
Яна улыбнулась, это Сашка, ее любимый хулиганистый муж.
— Спасибо, никак не могу проснуться, голова тяжелая.
В ответ молчание, но вместо слов — поцелуй, глубокий, горячий, сметающий остатки тяжелого сна. Большие и теплые ладони пробираются под кофточку и ложатся на живот, скользят по нежной прохладной коже вверх, до упругих холмиков спелой груди. Яна распахивает глаза, но горячая волна удовольствия прошивает насквозь, от сжатого жаркими губами соска поднимается вверх к горлу, переходит в приглушенный стон, заставляет дрожать и выгибаться навстречу любимому. Сашка смеется, снова
— Яна, ворота уже открыли, мы въезжаем в дачный поселок, просыпайся. Или ты хочешь, чтобы наш страстный секс в машине увидели все жители через камеру наблюдения?
Сон как рукой сняло.
— Саша!…
— Да, малыш, я тебя тоже люблю. Но будить тебя по-другому я не решился. Иначе у тебя бы так и было весь вечер дурацкое настроение. А сейчас, посмотри, как прелестно ты улыбаешься.
Яна прижала прохладные ладони к разгоряченным щекам. Неужели она так быстро распалилась? Буквально расплавилась от Сашкиных поцелуев в считанные секунды, еще и, возможно, у всех на виду. По довольному лицу мужа стало понятно, что он это взял на заметку. Быстро одернув задравшуюся короткую юбку, она, смущенная своей реакцией, отвернулась к окну.
— Яна, ты как девочка, ей богу. Знаешь, милая, хотеть мужа — это нормально.
Она хитро улыбнулась и скорчила мужу уморительную мордочку.
— Действительно, любимый, какой хороший способ, чтобы проснуться в добром настроении!
— Прощен?
— Люблю тебя!
— И я…
Ворота жалобно пропищали, подавая знак, что скоро автоматически закроются. Сашка дал по газам, подняв клуб пыли из-под колес. Черт, надо как-то держаться. Не хватало еще дергаться из-за любого предчувствия. Все будет хорошо.
Он потянулся к магнитоле, и прибавил звук радио. Напряжение развеяла популярная задорная мелодия: "… А потом о любви говорить до утра, это юность моя, это юность моя…"
13
— Привет, мои дорогие! — громкоголосая Наташка, выбежала с веранды и кинулась обниматься с гостями. — А как выросли-то, а как загорели-то! Ой, наоборот, бледненькие какие! — хохотала она, продолжая тискать и целовать друзей, приговаривая словами из известного советского мультфильма.
— Идемте, идемте, как давно мы не виделись! Проходите. Игорь — на заднем дворе, мангал разжигает.
Словно вихрь, она без умолку болтала и кружила вокруг гостей, предлагая тапочки, выхватывая сумку из рук Яны, и подталкивая друзей к входу в дом.
— Натаха, погоди ты! — сопротивлялся Сашка ее напору. — Я к Игорю пошел, а вы тут поболтайте пока, а потом к нам. Если помощь нужна будет, зовите.
И, не дожидаясь ответа девчонок, тут же ретировался.
— А мальчики где? Что-то тихо у вас.
— Янка, ну какие мальчики? К бабушке мы их отправили. Вон, через две улицы. С ночевкой забрали.
— Ну вот…
— Тебе ну вот, а у меня от их выкрутасов уже глаз дергается, пусть вон Кожевниковы своих отпрысков повоспитывают. Все в них пошли, неуправляемые совершенно, знаешь! Я им одно, а они свое, я им говорю, а они опять по-своему, ну хоть кол на голове теши!
Та лишь бессвязно промычала, пытаясь подавить всхлипы, но ничего не получилось, замотала головой.
— Так, все, хватит реветь. — Наташа взялась утирать натянутым на кисть рукавом трикотажной кофты слезы со щек Яны. — Я знаю, что мы сейчас сделаем. Мне помощь твоя нужна, пойдем, подруга.
Она схватила Янку за руку и потянула за собой в дом, идя напролом, не останавливаясь, словно боялась, что та начнет сопротивляться.
— Идем, идем. Я тебе сейчас погреб покажу свой, обновленный. Игорь же мне стеллаж смастерил, для бутылочек специальный такой, знаешь? Как у настоящего винодела! Так, одевай вот эту кофту, — она схватила с вешалки старый вязаный безразмерный кардиган, висевший тут, возле входа в подвальчик, в роли спецовки.
— Наташ, зачем, я утону в нем.
— Одевай, я сказала, поговори мне еще. Там чать не теплынь тебе. А, — махнула рукой, — откуда тебе знать! Одевай, давай, вот пуговицу сверху застегни, — хлопотала она. Сама накинула теплый пиджак, так же видавший виды, и открыла большим винтажным ключом дверь в подвал. Янка улыбнулась.
— А вдруг там Карабас-Барабас?
— Дура ты, хоть и красивая. Еще про Кощея вспомни.
Пока спускались в тусклом свете по ступенькам вниз, Яна, чуть успокоившись, спросила:
— Наташ, чем помочь тебе? Я ж не умею ничего. Картошку что ль перебирать?
Наташка обернулась, засмеялась заливисто, звонко.
— Что, испугалась, подруга? Нет, не боись, не картошку. Мы ее уже посадили. Не это от тебя требуется. Тут, понимаешь, какое дело. Я сделала несколько сортов вина, а какой лучше рецепт, нужно определиться. А моему Гоше, ну ты знаешь, ему — все одно, лишь бы в стакан булькало.
— Наталья, ты забыла, наверное — я не пью!
— Я и не прошу пить, Ян. Чать от глотка ничего с тобой не случится? Я же тебя не прошу напиваться… Мне понимаешь, очень тонкий вкус нужен, — Наташа преданно смотрела в глаза и говорила так серьезно, что никак нельзя не поверить. — А ты как раз трезвенник. И оценишь. Я тебе по чуть-чуть. По глоточку. По маленькой ложечке, — она пошерудила рукой в глубоком кармане пиджака и выудила оттуда десертную ложку, — Видишь?
Яна сдалась. В конце концов, она могла выпить по праздникам бокал вина или шампанского. А тут, ну что ей с этой ложки будет? Вторую деревянную дверь, обшитую отражающим блестящим материалом, Наташка открыла играючи, заговорщицки подмигнула и включила освещение.
Яна присвистнула.
— Ого, Наташ, да тут как в музее! Все так аккуратно, по полочкам.
— Подожди, я сейчас, — хозяйка кладовой полезла куда-то за пустой деревянный короб и вытащила две складные скамеечки, с мягким тканевым сиденьем. Расставила, широко махнув рукой в приглашающем жесте. — Прошу вас, мой дорогой дегустатор. Звезд не прошу, хотя бы просто попробуйте.