Научи меня любить
Шрифт:
— Да куда я уеду? Ты где сейчас? В Троицком?
— Да, тут дело такое. Тетка умерла, я сорвался с работы, с самого Сургута летел, хоронить кроме меня некому. Вот, дружище, теть Клаву позавчера проводили в последний путь. Неделю мне дали на отдых, а пятнадцатого улетаю снова на работу. Не потому звоню, Саш. У меня новость для тебя. Не знаю, хорошая или плохая. Наверное, хорошая.
— Новость? Андрюха, да ты сам весь, как новость, я так переживал, где ты.
— Саш, подожди. Капец, как сказать-то. Короче, Саня, у тебя есть сын.
— Чего? — неприятное чувство резануло
— Все у тебя как, Саня. Сын, говорю, есть у тебя. Точно. Памятью теть Клавы клянусь. Она мне письмо оставила. Из него узнал. Погоди, дослушай. Я правда, не пьяный. Это от Веры…
Сашка, задержав дыхание, пытался понять о чем речь, но мысль ускользала, еще больше раздражая. Да такими вещами не шутят. Но друга выслушать надо.
— Ну, говори! Не тяни.
— Помнишь, когда с армейки возвращались, у меня останавливались. Верка, моя троюродная сестра, приходила. Помнишь?
— Ну и?
— Что ну и… Я что ли с ней на сеновале кувыркался? Забеременела она тогда и никому не сказала… Я сам не знал, правда. Она, чтобы никто не увидел, что нагуляла, в городе скрылась, а пару лет назад вернулась в деревню. И теть Клаве призналась.
— Андрей, это не шутка?
— Да какие шутки, брат! Я видел его! Копия ты! Но это… Саш, тут такое дело. Верка умирает, вернее не знаю, сколько ей еще осталось. Рак у нее. Надо приехать тебе, поговорить с ней самому. Здесь много чего решить надо. Ты прости меня, брат, что с такими новостями. Прости, я сам не знал. Приезжай.
Сашка молчал, задыхаясь от нахлынувших чувств. В трубке послышалось кашляние и снова, не дождавшись ответа, заговорил Андрюха:
— Саш, надо приехать! Адрес знаешь. Все там же. Троицкое, улица Весенняя 2. Давай, жду. Приедешь?
— Приеду…
Гудки в трубке, словно пунктирная линия, окончательно разделили время на до и после. Сашка, не сдержавшись, схватил телефон и зашвырнул его в стену! Красный пластмасс разлетелся по комнате крупными осколками. Гудки смолкли. Но в ушах набатом продолжали раздаваться: голос друга, его такие невероятные слова, бешеный стук сердца — до синевы в глазах, до тошноты. Сука!
У него есть жена!
И ребенок…
23
Музыка, доносящаяся из специально обустроенного огромного концертного зала, расположенного в отдельной части дома, говорила о том, что показательные выступления уже начались. Яна все еще стояла и, облокотившись на перила балкона, смотрела вниз, наслаждаясь вечерней прохладой.
Мысли — навязчивые, цепкие — никак не желали оставлять её. Стоит ли идти на выступление?
Конечно, за рояль она сейчас, вот так сразу, не сядет. Но если мама заранее все спланировала, то она, наверняка, привезла ее скрипку. Немного настроить, и Яна уверена, что та заиграет, словно и не лежала все эти годы в закрытом футляре. Но что это даст? Возможность устроиться на другую работу? Выступать? А как же семья, дом?..
И что ее держит теперь в доме? Разве кто-то запер? Разве кто-то сказал,
До сих пор она чувствовала на себе эти рамки, как и в гимназии, где дисциплина была, словно в военном училище.
Янина до боли сжала кулаки. Так хотелось со всей силы треснуть по бетонной опоре, чтобы, наверное, до крови. Гнев душил.
Сашка все-таки прав. Ведь она, Яна, человек. Не робот, не игрушка. И все, что она сейчас понимала, так это то, что ее лишили детства. Простого, беззаботного, счастливого. И все в угоду музыке и славе.
Возможно, потому в их с Сашкой доме до сих пор нет ни одного музыкального инструмента?
Слишком болезненно понимать, что родители в ней всегда видели…. Да все, что угодно, но только не ребенка. И Яна никогда не совершила бы их ошибок, и любила бы своего малыша всей душой. Если бы он был…
Раздался голос ведущего, усиленный микрофоном, объявляли следующего выступающего. А Яна так ничего и не придумала. Стоит ли вообще выходить на сцену? Стоит ли начинать играть, если это все ей совершенно не нужно?
В дверях показался официант с подносом в руках. Он уверенно подошел к Янине и слегка поклонившись, кивнул на белый кусочек бумаги.
— Вам записка, прошу!
Яна, уже догадываясь о том, от кого это послание, протянула руку и взяла листок с металлического разноса.
— Благодарю вас! — легкий кивок в знак благодарности.
Официант, еще раз поклонившись, тут же развернулся и ушел.
Яна открыла записку и пробежалась взглядом по ровно выведенной строчке:
" Жду. Четвёртый ряд. Второе место."
Что же, в покое ее точно никто не оставит…
— Неужели ты думаешь, что если ты станешь сидеть в углу, то тебя непременно заметят? Улыбайся, Янина! Вставай и иди. Это твой шанс. Держи спину, чтоб тебя!
Анастасия вцепилась костлявыми пальцами ей в бок, практически проткнув кожу до крови, и вытолкнула ее в проход между рядами расставленных стульев. Еле удержав равновесие, Яна повернулась к сцене и нацепила на себя улыбку. Уж что-что, а держать лицо перед зрителями она умела. Зазвучали робкие поощряющие аплодисменты. Воздух обжигал легкие при каждом вздохе, колени дрожали. Может, никто не заметит… Шпильки утопали в ворсе ковров, но мелкие шаги давали время успокоиться. Такие необходимые секунды перед тем, как нырнуть в омут с головой.
Господи, сколько времени она не играла! Лишь у одной из ее учениц была скрипка. Так конечно себе инструмент — бюджетный вариант, насколько могли потянуть родители девочки, чтобы та смогла окончить простую музыкальную школу.
Она опозорится, сейчас она опозорится перед всеми! Может хоть тогда ее мать отстанет от нее? Поймет, что все эти потуги просто напрасны, ей совершенно нет места среди всей этой музыкальной элиты.
Конферансье, молоденький вихрастый паренек, скорее всего гимназист, улыбнулся Янине и, чуть поправив сюртук, взял из футляра скрипку. Слегка поклонившись, протянул ей инструмент. Яна вздрогнула. Вдох выдох. Это нужно сделать, как бы ни вышло в итоге.