Научи меня любить
Шрифт:
Сашка сдавил ворот костюма на шее Пьянова так, что тот захрипел.
— Камеры, Саша!
— Паскуда! — Сашка нехотя отпустил воротник, но кулаки не разжал.
— А то! Короче, либо ты подписываешь бумаги и берешь всю вину на себя, либо я всю бригаду под корень. Без помилования. Я смогу, поверь. Тебе подумать даю ровно столько, сколько ехать будем. Кстати, поедешь со мной. Автобус сейчас уедет. Прокачу хоть тебя, чмошника, на крутой тачке. А то вдруг надумаешь работягам своим серенады прощальные петь!
Пьянов гадко заржал, довольный своей пламенной
Виски заломило дикой, выворачивающей болью, и Сашка лишь успел выкрикнуть: "Не смей!"
Но огонёк на кончике пластиковой фирменной зажигалки все же загорелся, и в ту же секунду их обдало световой волной, выбило воздух из легких, и боль, впившаяся в позвоночник, где-то в районе поясницы, на несколько секунд лишила сознания.
Когда Сашка, преодолевая гул в голове и резь в висках, открыл глаза, то сквозь застилающую пелену слез увидел лишь небо, серое от расползающегося дыма. Взрыв. Все-таки снова где-то была утечка.
Рот полный соленой слюны, не сглотнуть. Сашка повернул голову, давая бордовому ручейку медленно сбежать по щеке. Сквозь уплывающее сознание заметил неестественную позу лежащего на земле тела Пьянова. Пошевелил рукой, понимая, что пальцы начинают неметь. Нет, не выронил. Из последних сил попытался засунуть айфон в широкий карман рабочих штанов.
"Лишь бы Яна справилась…"
"Прости, любимая…"
60
Диспетчер Тонечка, как она сама себя любила называть, затушила дрожащей рукой вторую сигарету.
Да уж, выпало на ее долю сегодня, не понятно за какие грехи. Все закрутилось, завертелось, а ей как всегда — самую неприглядную работу. Позвонил начальник, сказал, чтобы дозвонилась до отдела кадров в головную контору. Узнала адрес и телефон родственников Романова. А потом сама сообщила им о трагедии. И отчиталась о проделанной работе.
Нет, почему она? Она кто? Она диспетчер! Ее дело путевки заполнять! Еще бы знать, как дозвониться. В личном деле всего два номера — сотовый жены и домашний. Домашний не отвечает, хоть обзвонись. А на номер жены звонить бесполезно, не хватает одной цифры. А она не провидец, чтоб знать, какой именно. Вот что теперь делать? Как докладывать начальству!
Тонечка решительно направилась в кабинет, оборудованный прямо в вагончике, села за телефон и снова стала звонить. Господи, да поднимите уже кто-нибудь трубку…
Яна нежилась на солнце. Купальника не было, но короткие шорты и майка вполне ее устроили — свекровь выделила старую одежду, оставшуюся от дочери.
Солнышко пригревало мягко, не сжигая нежную кожу. Хотелось немного вздемнуть, но нужно смотреть за мальцом. Это сейчас он сидит тихонько, в кустах с удочкой, терпеливо выжидает молоденьких щучек. Но отвернись, его и след простынет. Или чего доброго в воду полезет, а купаться еще совсем рано. Простынет, лечи его потом!
Яна перевернулась на спину и стала рассматривать сквозь полы ажурной поляны кроны высоких ив. Они, словно великаны, кажется
Яна болезненно ухмыльнулась. Все больше обида расползалась в душе, все больше казалось нелепым стараться ради семьи. Да и какая у них семья? Разве это семья без детей? Она молила Господа о малыше. Но он, словно посмеялся над ней, и теперь ей приходится смотреть за чужим ребенком.
Как же быть?
Промучавшись еще полчаса, Яна все таки редшила позвонить подруге. Наташка, как никто другой, понимала ее с полуслова.
С первого раза дозвониться не удалось, но на второй звонок Наташа, запыхавшаяся и возбужденная, сразу выдала в трубку:
— А я думала, что ты обиделась на нас! Привет! Что случилось?
— Привет. Почему сразу случилось?
— Ну потому что… Так обычно бывает, но я привыкла. Это Сашка может позвонить просто так, а ты строго по делу.
Яну неприятно резануло замечание подруги, но виду не подала.
— Мне твой совет нужен, Натуль. Или мнение. Не знаю. Сашку срочно вызвали на работу. Лешка остался со мной. Привезла его к свекрови, но тут оказывается, свекр давно болеет, лежит не встает. И оставлять мальчика не совсем удобно. Хоть они и не отказываются.
— Ну, про дядь Васю я знаю, мы лекарство искали все вместе, еще зимой. И в деревню возили, когда доставка пришла. А ты почему не в курсе-то была? Или тебе как всегда пофиг? Ладно, это лирика. В чем суть-то? Я так и не поняла проблемы. Оставить или забрать мелкого, что ли?
— Мне плохо с ним. Не могу, реву целыми днями. И Сашку простить не могу. А ребенка оставить здесь стыдно. Даже вы знаете, что свекр болел…
— Ну, милая, чего теряться? Бери пацана и дуй к нам. На выходных у нас оставляй, понянчимся, в будни запиши его в какой-нибудь детский лагерь. Ему там все полезней, чем на тебя смотреть. Сколько там нужно до Сашкиного приезда протянуть? Месяц? Да это ерунда, четыре воскресенья, четыре четверга. Давай, не ной. Программу с ребёнком продумай, как педагог. Зря что ли у тебя диплом. Хоть и заочка. Ты педагог! Гордись! Давай, мальчугана забирай, и к нам, мои-то бесенята как рады будут! Мы тебя встретим у остановки, все равно мимо наших дач ехать будете. Только отзвонись. И не реви, дорогая! Прорвемся! Все, трубку бросаю. Ванек там зовет из туалета! Целую, жду звонка!
Яна, услышав гудки в трубке, с шумом выдохнула воздух. Даже не заметила, когда от боли, где-то под ребрами, задержала дыхание. Прямолинейность Наташки всегда импонировала ей. А сейчас пришлось испытать на себе. Да, ощущения не из приятных.
Хотя, Наташка действительно дала толковый совет, есть ведь летние лагеря с дневным прибыванием. Тот же санаторий "Солнышко", где до сих пор работает Наташкина мать. Она и с документами, конечно, сможет помочь.
Наверное, все же она справится.