Научи меня любить
Шрифт:
Она с жалостью посмотрела на свой испорченный маникюр, погибший смертью храбрых на грядках с морковью. Кажется, она подергала там чуточку лишнего. Куры, будь они неладны, разбрелись по двору, пока она кормила поросенка в сарае. Зашли в открытые сени, нагадили на чистый пол и обувку. Поклевали какие-то запасы. Лешка, правда, помог их загнать на карду, но отмывать полы от куриных фекалий пришлось все же ей. И постоянное таскание воды в ведрах окончательно добило Яну. В самом доме, конечно, был и водопровод, и слив, но для хозяйственных нужд воду приходилось
Яна неспешно размочила мочалку в горячей воде, намылила и, стараясь не травмировать воспаленную кожу, провела ею по исцарапанным ногам. Четыре синяка, разодранное бедро — сама налетела на забор— и в результате садина, размером с ладонь. Гармоничным узором к ней — россыпь мелких царапин. Последние появились благодаря взбалмшному петуху, который залез в малинник. Когда она его выташила оттуда за хвост, он умудрился в благодарность за свое спасение еще раза четыре больно клюнуть Янку. В итоге на руках тоже замечательные кровоподтеки.
Слезы снова хлынули безудержным потоком. Видимо, пока все не выльются, так и будет она сидеть здесь в бане.
Весь день она обдумывала, как начать разговор со свекровью, но та была постоянно занята. И казалось, что Яна забрала у нее какие-то хлопоты, но по факту у Нины Григорьевны их было намного больше, чем у Яны.
Главный виновник сегодня был без настроения: у свекра постоянно что-то болело, то ему хотелось пить, то есть, то газету, то холодно. Жена безропотно исполняла его просьбы, умудряясь держаться добродушно, подшучивая над ворчащим дедом, словно все это для нее сущие пустяки.
Яна, у рывками выспрашивая о здоровье Василия Петровича, поняла, что после осеннего микроинсульта недавно случился еще один. И ноги, болевшие у свекра с молоду из-за закупорки вен, ослабли совсем. Он их конечно немного чувствовал, но вот ходить не мог и злился на себя и на всех окружающих за то, что остался недвижим. Всё же тяжело было принять ему ту истину, что теперь он стал инвалидом и вряд ли будет ходить.
Операцию, как говорили врачи, может не выдержать сердце, слишком уж слабое оно у Петровича. Вот и оказалось, что с ситуацией остается только смириться, а у Нины Григорьевны теперь вместо помощника появился капризный ребёнок в виде собственного мужа.
Яна пыталась узнать, что думает об истории с Лешкой свекровь, но та так ловко уходила от ответа, что стало понятно — разговора между делом не получится. Брякнуть между чисткой картошки и мытьем пола о том, что внук будет жить у вас, не выходило.
И Яна весь день придумывала все новые и новые варианты разговора, как и в какой момент рассказать, зачем же они с Лешкой все-таки сюда приехали. Но так ничего и не придумала. К тому же ее ярая уверенность в правильности своего решения постоянно сходила на нет. И основной причиной стало то, что Лешка весь день, оставаясь без присмотра, оказался предоставлен сам себе.
55
Кажется, перегрелась.
Или усталость взяла свое. Но
Глоток бы прохладного воздуха и пореветь. Но и тут засада. Слезы неожиданно кончились. Накинув огромный банный халат — Сашка любит такие, жесткие, вафельные — поворчала на свою миниатюрность и размеры этого бесформенного парашюта и плюхнулась на лавку в предбаннике.
Нужно идти в дом, что-то она засиделась. Хотя, что торопиться. Все уже искупались. Лешка давно спит, набегался и уснул сразу, как выпил стакан парного молока. У свекрови свои заботы — ежевечерний моцион, массаж для мужа, разговоры по душам. И Янке здесь не то что не рады, просто сама она не могла здесь найти тот самый, свой пятый угол.
Смартфон жалобно пропиликал, сообщая о пропущенных. Яна вяло, почти нехотя взяла гаджет, чтобы посмотреть, кто звонил. Сердце забилось чаще от волнения, как она умудрилась пропустить Сашкин звонок? Весь день ждала и вроде бы телефон был все время рядом.
Быстро запахнув полы халата, обмоталась длинным поясом и соорудила из полотенца тюрбан на голове. Выскочила на улицу, оглянулась по сторонам в поисках укромного места, в итоге решительно направилась в огород. Там никто ее не услышит и есть, где присесть — возле старой раскидистой черемухи лежал огромный корявый ствол второго дерева-подружки. Видимо, оно было слишком старым, и его сломало каким-то очередным ураганом.
Сидеть на широком стволе очень удобно, никакой лавочки не надо. К тому же получалось, что всегда оказываешься лицом к закату, к бескрайним просторам, душистым лугам. Наверное, именно этого так не хватало Яне, чтобы привести свои мысли и чувства в порядок. Впитывая всю эту красоту, она забылась на несколько минут, успокоилась.
Телефон пропиликал вновь.
Нужно перезвонить Сашке. Только ответит ли? Ответил, сразу, с половины гудка:
— Привет, малыш, как ты?
— Привет, — еле слышно прошептала Янка.
— Ты не заболела? Почему голос такой хриплый?
— Нет, просто устала. Мы в деревне.
— Ян, давай там поаккуатнее. Тяжести не таскай, береги себя.
— Саш, это смешно. Я не могу так. Почему я узнаю о твоем отце лишь сейчас?! Это дикость какая-то! — Эмоции внезапно взяли вверх и голос её предательски дрогнул.
— Дикость в чем, Ян? — тут де вспылил Сашка. — О том, что отец болен, я тебе говорил. О том, что операция невозможна, тоже. Ты же видишь, я к ним постоянно мотаюсь, помогаю, чем могу. Ну не стал я тебе расписывать все прелести его теперешней жизни. А оно тебе нужно было? Что изменится-то? Ты бываешь у них раз в пол года. Это не твои заботы, а мои. Мои и матери. Скажи, разве что-то бы изменилось, усади бы я тебя за стол и расскажи все подробности? Только честно, скажи…
Яна, сглотнув неприятную горечь от высказанной вслух правды, призналась: