Научиться дышать

Светлова Наталья

— Тебя, конечно, нет. Ты у нас даже не рыцарь, а МЧСник какой-то. Тут как тут, предотвращаешь взрыв еще до того, как у террориста появится мысль его произвести.

— Намекаешь на то, что я неискренен?

В этот момент вернулась Света со стаканами сока и вафлями. Собака семенила за ней. Мурка тихонько замяукала и начала игриво кидаться на взрослую подругу. Воспользовавшись суматохой, Вересова переместилась с пола на диван и села к Ивану спиной. Сил ее больше нет видеть этого мужчину.

Действительно,

с виду их посиделки выглядели семейной идиллией, но для нее это было не так. Она все больше с каждым днем понимала, что нужно бежать отсюда. Без предупреждения. Без намеков.

Она понимала поведение Волкова. Понимала, и от этого оно не нравилось ей все сильнее. Он пытается отблагодарить ее, как будто дать взятку за оказанную помощь. Но ведь за доброту взяток не берут? Не открывают для нее банковских счетов и не пополняют ее карту благодарными взносами. Доброты за деньги не бывает. Это уже хитрый расчет какой-то получается.

— Ир, — позвал ее Иван и, пока дочь была занята зоопарком, присел на диван рядом к Вересовой.

— По тону твоему слышу: хочешь все испортить окончательно. Не надо, — ответила она.

— Ты так изменилась.

— Представляешь, люди, прошедшие ад, немного, совсем капельку, — большим и указательным пальцами Ирина показала ему степень своих изменений, — меняются.

— Я просто хочу…

Невозможно. Просто нет сил. Девушка вскочила с дивана и ушла в кухню. Не успела она захлопнуть дверь, как Волков оказался рядом с ней. Да что ж он тенью ее стал! Ирина толкнула его к стене, ощущая всполохи злости, витки огненной ярости, что лизала стенки ее души.

— Ты не Красный крест, а я не раненый боец, чтобы меня спасать. Поэтому закрой свой чемоданчик первой душевной помощи и отвали от меня!

— Почему ты не хочешь принять мою помощь? Почему ты такая холодная?

Девушка выдохнула, кажется, весь запас воздуха из себя. Опять он находится так близко к ней и заставляет задыхаться. Похоже, Волков и есть ее личный каратель с лицом спасителя: рядом с ним она учится дышать, но он же и выбивает из нее весь воздух до последней капельки. Вересова встала к стенке по левую сторону от него, и так они и стояли, как у стены расстрела.

— Да теплая я, теплая. Ты не понимаешь, Вань. Я провела для себя сигнальную черту, заходить за которую ни в коем случае нельзя. А ты подходишь ко мне сзади и толкаешь в спину со всей дури, прямо туда, за черту.

— Я и есть твоя черта? Ты запретила себе относиться ко мне как мужчине?

— Не в шопинге и деньгах дело, ты же осознаешь это. Как к мужчине не значит как к кошельку. Я запретила себе не деньги от тебя брать, а чувства. Не лги себе, Волчара, это не делает тебе чести. Ты предлагаешь мне не просто тратить твою карту, ты предлагаешь мне растрачивать усердно похороненные чувства.

—

Ира, клянусь, это не какой-то план по соблазнению. Я не хочу затащить тебя в свой дом только для того, чтобы потом приоткрыть дверь в свою спальню. Я не знаю, чего точно хочу, но я желаю тебя видеть рядом. Это мне предельно ясно.

— Ничего тебе не ясно. Сам не знаешь, чего хочешь, но мне пытаешься это втюхать. Не самый лучший из тебя торгаш. А я знаю, чего я на все сто не хочу: тебя и чувств к тебе. Я не хочу позволить себе купиться на ложные надежды и умирать потом, когда… когда любовь к тебе начнет обматывать мою шею веревками.

— Света любит тебя. Ты заменила ей мать.

— Я не буду заменять ей мать никогда. Я просто тетя Ира. Не способствуй тому, чтобы девочка приняла меня за человека, которым я для нее не являюсь.

Иван повернул голову в ее сторону. Она осталась стоять смирно, смотря прямо перед собой. Хотя ресницы дрожали, и пальцы колотило. Казалось, что ток паутинками, тончайшими ниточками тянется от него к ней. Опутывает сетью кожу, рисует свой зловещий рисунок. Надо убегать от него… Убегать в последний раз. Далеко, чтобы не вернуться назад.

— Откуда в тебе столько стремления к самосуду? — задал вопрос Волков. — Почему ты решаешь за всех вокруг, как им к тебе относиться? Моей причастности к тому, что Света тебя любит, нет. Я не могу заставить ребенка любить кого-то, подув в дудочку. Ты сама боишься ее привязанности, вот и отрицаешь ее.

— Все так. Сейчас я это не отрицаю.

— А что толку-то? Зачем признавать свою слабость, когда можно ее победить?

— Слушай, Вань, я устала от этих игрищ с тобой. Зачем тебе роль спасителя? Зачем ты пытаешься сделать меня мамой Светы?

— Зачем ты задаешь все эти вопросы, словно ищешь скрытый подтекст моих действий, когда его нет? Со смерти Ксюши прошло полгода. И мы со Светой должны двигаться дальше, и ты вместе с нами.

— Ничего я вам не должна. Если ты не отстанешь от меня, Волков, клянусь, я выкину что-нибудь.

— Выкинь. Глупость из своей головы, — он постучал пальцем по виску.

— Выкину-выкину.

Вересова налила себе полный стакан воды и залпом осушила его. Горло саднило, точно раскаленную землю пустыни.

— Признайся честно, Волчара, в мотивах своих поступков, — сказала она и сполоснула стакан, подставляя руки под шквал ледяной воды, чтобы смыть эту нервную дрожь. — Ты хочешь оставить меня здесь только по одной причине.

— И какой же? Просвети, если ты в курсе.

— Ксюши нет, а быт остался. Тебе не нужна я сама, тебе нужна кухарка, уборщица, няня. Ты хочешь восстановить то, что было при ее жизни: уют и комфорт.

— Ты ошибаешься, — покачал головой Иван. — И обижаешь меня своими словами.