Наука о войне (о социологическом изучении войны)
Шрифт:
Дю Пик, называя вещи своим именем, говорит: «Человек ужасается смерти… Избранные души одни способны понять и выполнить великий долг, побуждающий их идти вперед, но масса всегда отступает при виде призрака. Масса трепещет, ибо плоть уничтожить нельзя» [74] .
Страх есть одна из самых сильных эмоций; это чувство первым хронологически проявляется у живого существа [75] .
«Эмоция страха происходит при представлении наступающего (приближающегося) зла. Характер ее составляют: особая форма страдания или несчастья, упадок активной энергии и исключительное сосредоточение в уме относящихся сюда идей» [76] .
74
Дю Пик. Исследование боя в древние и новейшие времена /
75
Рибо. Психология чувств, с. 187.
76
Бэн. Психология, с. 250, 251.
«Если мы будем измерять его (страх) прекращением удовольствия, то увидим, что он составляет один из самых страшных видов человеческого страдания» [77] .
Физиологические спутники страха вызывают чрезвычайно угнетенное состояние.
Мы не будем входить в подробное рассмотрение эмоции страха; интересующихся отсылаем к специальным работам по психологии [78] . Приведем тот основной вывод, который сделан этими трудами и который может быть сформулирован так: чувство страха стремится затуманить разум и парализовать сознательную волю человека; вследствие этого, мотивы деятельности человека, находящегося под воздействием страха, переносятся в область подсознательного.
77
Бэн. Психология, с. 252.
78
Анжепо Моссо. Страх. 1887; Бэн. Психология, II изд. 1887 г., с. 250–257; Джемс У. Психология / Перевод И.И. Лапшина, изд. 1905 г., с. 331–336, 352–358; Рибо. Психология чувств, изд. 1897 г., с. 187–196.
Насколько это заключение верно, мне пришлось много раз убедиться на опыте во время минувшей войны. Вот запись одного такого личного переживания, когда 15/28 августа 1914 г. [79] мне пришлось в качестве командира л[ейб]-гв[ардейского] Гродненского гусарского полка, в конном строю, атаковать противника. Эта запись была сделана сейчас же вслед за пережитыми событиями [80] и зафиксирована в виде письма.
«…Длинная линия моих разомкнутых эскадронов подходила к рубежу местности, после которого должна была начаться атака. Гусары шли шагом. Наступила решительная минута. Признаюсь, минута очень страшная. Я чувствовал, что глаза гусар устремлены на меня, подав команду «шашки к бою» и подав полку знак «следовать за мной», я начал подыматься по скату лощины. Несколько секунд мы были еще укрыты от выстрелов с опушки, но затем мы были совершенно открыты… мы шли широким полевым галопом. Вокруг послышалось характерное жужжание пуль. Над головой разорвалось несколько шрапнелей {20} Сознание притупилось. Я помню только, что безудержно хотелось пройти возможно скорее расстояние, отделяющее меня от леса. Очень скоро после начала атаки я почувствовал, что огонь с опушки леса слабеет. Как потом оказалось, неприятель, видя стремительность нашей атаки и получив известие об обходящих его с правого фланга моих эскадронах, угрожающих его коноводам, начал торопливо отбегать к своим лошадям. Всем своим существом я почувствовал уменьшение опасности, и мне казалось, что моя лошадь тоже это чувствует — она сама усилила свой галоп.
79
К юго-востоку от селенья Ополе на р. Ходеле (в Люблинской губернии).
(Ополе (Opole) — город на юге Польши. В 1532–1740 гг. (с перерывами) находился под властью Габсбургов, с 1740 г. — Пруссии, с 1871 г. — Германии.)
.
80
Впоследствии, в 1920 г., описание этой конной атаки было напечатано в американском журнале «The Cavalry Journal», в апрельской книжке.
(Golovin N. Articles on Modern Cavalry [Статьи о современной кавалерии]//The Cavalry Journal, April 1920.)
Как я вскочил в лес, у меня нет ясного представления. Помню, что на меня бежал с ружьем австриец, и я все не понимал, почему он не стреляет.
Когда он подбежал ко мне, он вдруг дико взмахнул руками; рядом со мной оказался гусар, который проколол его пикой.
Мое первое отчетливое воспоминание относится к той минуте, когда я стоял окруженный группой офицеров и гусар, пешком. Меня сразу поразило, что они все сильно жестикулировали и кричали, но придя в себя, я заметил, что я сам машу руками и криком силюсь что-то рассказать… я взял себя в руки и пришел в себя.
Осмотревшись
Человек, участвующий в бою, находится в патологическом состоянии, и поведение бойца не есть поведение нормального человека, поэтому понять истинную сущность войны без применения психологического анализа невозможно.
«Человек сражается не для борьбы, а ради победы; он делает все от себя зависящее, чтобы сократить первую и обеспечить вторую» [81] .
Храбрость дикаря не подлежит сомнению. Постоянная борьба с опасностью, представляемой природою, животными и людьми, не могла не закалить мужество дикаря и не научить его не дорожить жизнью. Страх вечно преследует его; он постоянно в опасности, постоянно настороже. Он никому не может доверять и никто не доверяет ему [82] . Вследствие этого у дикаря должна выработаться привычка к опасности и неустрашимости.
81
Ардан дю Пик. Исследование боя (русск. перевод, с. 47).
82
Леббок Дж. Доисторические времена / Перевод под ред. Анучина, с. 274.
Казалось бы, вследствие безусловной храбрости дикаря открытый бой должен быть явлением обыкновенным.
Между тем мы встречаем обратное.
«Дикари, — по словам Тейлора [83] , — имеют обыкновение нападать на врага врасплох, стараясь убить его, как дикого зверя».
Сравнительное языкознание показывает, что война и охота как у семитов, так и арийцев имеют одинаковое название (yudh, zud {22} ) [84] .
83
Антропология, с. 221.
84
Гелльвальд. История культуры / Перевод под редакцией М. Филиппова, с. 293.
Война между дикими народами часто и в наше время есть [85] война засад группами людей, из коих каждый в момент нападения выбирает себе не противника, а жертву и убивает ее.
«Это потому, — поясняет в своем классическом исследовании боя дю Пик, — что оружие с обеих сторон одинаковое и единственный способ приобрести шанс для себя заключается в нечаянном нападении. Человек, застигнутый врасплох, должен иметь минуту, чтобы оглядеться и принять оборонительное положение; в течение этого мгновения он гибнет, если не спасется бегством».
85
Летурно в своем сочинении «L'Evolution dans les diverses races humaines», на с. 492, называет войну австралийцев «простой охотой за человеком».
«Застигнутый врасплох противник не защищается — он старается бежать, и бой лицом к лицу, один на один, при помощи первобытного оружия, топора или ножа, столь страшного для неприкрытых врагов (то есть не имеющих предохранительного оружия), крайне редко встречается; он может происходить только между врагами, внезапно напавшими друг на друга, причем, для обоих победа — единственное спасение. И то… в случае подобного нечаянного нападения спасение возможно еще при отступлении, бегстве того и другого; и к этому прибегают нередко» [86] .
86
Дю Пик, с. 6.
Стремление бойца уклониться от опасности, упразднив насколько возможно борьбу, доказывается всей историей развития оружия. Весь смысл этой истории может быть выражен в нескольких словах — человек ухитряется убивать врага, избегая быть убитым. Он выходит с окованной палицей против кола, со стрелами против палицы, со щитом против стрел, со щитом и кирасой против одного щита, с длинными копьями против коротких, со стальными мечами против железных, с вооруженными колесницами против пешего человека и так далее. Он изощряется в изобретении ружей и пушек с возможно дальним боем, для того чтобы отдалить от себя борьбу.