Наука путешествовать. Как найти приключения
Шрифт:
Для исследования пещер в ледниках необходимы ледобуры и ледорубы. Первые вкручиваются в лед и используются для навески веревки, вторыми лед рубят и за него цепляются, а также страхуются. А все остальное — как в обычных пещерах, не ледяных. Только что холоднее.
Для прохождения узких мест («шкурников») никакого специального снаряжения не нужно, ну, разве что кроме аккумуляторного перфоратора и толовых шашек. Но это редко и в специальных случаях. В случае когда всего этого нет, шкурник проходят на спине головой вперед, одну руку держа вытянутой вперед, другую назад, вдоль тела. Считается, что, если прошла черепная коробка и вытянутая вперед рука, все остальное сложится и тоже пройдет. Застревание вызвано либо неудобной одеждой (скатавшейся на теле в валик), либо сильным стрессом, при котором деревенеют мускулы и тело теряет гибкость. Первого случая надо избежать заранее, а во втором — расслабиться на 10–20 минут, можно даже подремать, пока ужас не пройдет, а мышцы не приобретут
А теперь небольшой экскурс в историю. В конце января 1983 года трое спелеологов из спелеоклуба МГУ окончили школу подводного плавания при МАИ. Экзамены были днем, а вечером того же дня они сели в поезд Москва-Батуми, чтобы нырнуть в сифоны пещеры Голова Отапа. Так родилась секция подводной спелеологии при подводном клубе «Кашалот» 2-го медицинского института в Москве.
Лена Воробьева (Аист), Серега Обидин, Инна Деева (Скво), Володя Аринин, Таня Уткина (Барашек) и я, Вадим Должанский (Дар), при попустительстве председателя клуба Володи Финогенова несколько лет вовсю эксплуатировали клубное снаряжение, аппараты, компрессор, даже помещение свое получили. Единственное, чего я до сих пор не понимаю, это как мы остались живы. Никто из нас не умел нырять в пещеры, и даже те люди, которые нас учили (Игорь Галайда, Лена Ермакова), тоже предпочитали нырять с АВМ-1, страхуясь 6-миллиметровым репом, с фонарем «Эмитрон». Сейчас я понимаю, что они тоже не особенно умели проходить сифоны, хотя иногда это у них получалось.
В свой первый подземный водоем я погружался еще в 1981-м на Кугитанге, под руководством Игоря Галайды и Сергея Будкина, позже погибшего в Сумгане. Там мы обнаружили пещерных рыбок, которых я и наловил сачком для бабочек, а позже привез живыми в Москву.
И вот в 1983 году мы едем в свой первый сифон — самостоятельно нырять, без взрослых, причем чувствуем себя уверенно — мы только что сдали экзамены на высокое звание пловца-подводника, у нас есть три гидрокостюма «Тягур», два «Садко», три аппарата АВМ-5, загерметизированный резиновым клеем фонарь «Эмитрон» и две коногонки.
«Тягуры» сразу оказались абсолютно негодными для ныряния — не герметезировался капюшон. Я нырял в «Садко», неплохом сухом гидрокостюме со стягивающими шлем резинками. На берегу сифона собралась вся группа; Серега был готов погрузиться следом, если что, он же и разматывал репшнур, привязанный к моему поясу. Сифон уходил вниз под углом 45 градусов, на потолке торчали острые каменные перья. Вода была мутная, как разбавленное водой молоко. На глубине метров 17 (никаких глубиномеров не было, считали по длине выпущенной веревки) сифон выпадал в подземный затопленный зал, после всплытия я оказался как бы на дне уходящего вверх колодца. Осмотрев его снизу вверх, я нырнул обратно. На обратном пути, выбираясь по репчику, несколько раз я находил его практически перетертым об острые перья на потолке, порой оставалась буквально одна нитка. От стресса я перестал различать верх и низ и без репшнура просто бы не знал, куда плыть. К тому же на самом глубоком участке я порвал костюм, вода под давлением быстро заполнила его изнутри, но холода я тоже не чувствовал. Я вообще перестал что-либо чувствовать и только аккуратно и нежно перебирал репшнур, выбираясь наверх. Вода начала распирать гидрокостюм и тянуть меня вниз, я сбросил свинцовые груза прямо в сифон и, вытягиваясь на руках, наконец-то вылез. Все стали смеяться, потому что я стоял в страшно раздутом водой гидрокостюме, и из многочисленных дырочек выливались струйки воды.
Я снял гидру и немедленно жутко замерз. Выпил чачи и полез наверх, колодец был небольшой, 30 метров. Больше в ту экспедицию в сифоны мы не ныряли, просто лазили по всем окрестным пещерам и фотографировали. Хватило ума.
Через два месяца, в конце марта мы уехали нырять в обводненные пещеры Кугитанга (Туркмения). Мы взяли с собой компрессор, мокрые гидрокостюмы, тонкий стальной трос вместо репшнура на навеску трасс и 100-метровый ходовой конец из восьмерки. Аппараты АВМ-5 мы слегка переделали: развернули их за спиной головками баллонов вниз, удлинили шланг редуктора и сняли тросик с резерва, чтобы просто откручивать его рукой. Как показал опыт, тросик часто срывался при резком подергивании, а когда всплывать некуда, а надо возвращаться всю дорогу, это неприятно.
То, что мы нашли на Кугитанге, превзошло все наши ожидания: подводное море, где мы в некоторых местах не смогли достать лотом дна, 40-метровый сифон глубиной 7 метров выводил в систему полузатопленных залов, подводные ходы из которых вели во все стороны, но в новые залы не выводили вследствие длины своей. В первой системе залов, куда мы попали, я ломал корку из гипса, наросшую на поверхности подобно льду.
Во втором, соседнем, подземном водоеме Саша Игнатов достиг глубины сифона в 60 метров, опускаясь по уходящему вниз потолку. Он был опытным подводником, без него мы бы вряд ли решились на столь глубокое погружение. На глубине 18 метров (30 метров выданной веревки) у него в руках давлением раздавило наш герметичный «Эмитрон». Мы наверху услышали хлопок, но пузыри
Еще в одном провале на дне 55-метрового колодца-бутылки (с более узким входным отверстием, расширяющимся сильно книзу) мы обнаружили сернистую кислоту, которая съела спущенную на воду резиновую лодку и окрасила конец тросовой лестницы в черный цвет. Спускавшийся туда первым Сергей Смирнов не пострадал, не успел, вылез, когда лодка квакнулась.
Мы назвали эту пещеру «Трудно плыть в серной кислоте».
Это уже потом, в 1990-м, Володя Кисилев, спелеоподводник номер один во всех смыслах, привез с Запада свежие идеи по поводу двух-, а позже и трехраздельных баллонов с двумя разными редукторами и легочниками, настоящие подводные фонари, глубиномеры и прочее буржуйское добро. Это уже потом, в 1991-м, я читал у него на кухне журналы по подводной спелеологии. Это уже в 1992-м на сборах на Тарханкуте мы учились, как правильно нырять в пещерах. Володя Кисилев был инструктором в нашем отделении. Это уже потом, в 1995-м, он погиб в сифоне пещеры «Железные ворота».
А тогда — мы ныряли и в следующем году на Кугитанге в Кап-Котане (потом сифон просто спустили трубочкой), и через год в таджикской Чир-Чашме, и еще через год в Гегской пещере массива Арабик на Кавказе, и в Шакуранской, и в Цхалтубской, и в Самчикиа, и опять в пещерах Отапи, и, слава богу, что все остались живы. В нашей компании. Я до сих пор считаю, что это самое большое достижение секции подводной спелеологии 2-го медицинского — ни одного трупа. Может быть, мы все же были слишком осторожны? Или нам просто везло? По крайней мере, для меня — это результат.
ДАЙВИНГ
Практически каждый здоровый человек в ясном уме и твердой памяти вне зависимости от пола, возраста и вероисповедания мечтает хотя бы один раз в жизни собственными глазами увидеть сказочные прелести коралловых рифов, почувствовав на собственной шкуре красоту подводного мира. Красота — страшная сила, да.
На заре своей глупой юности я работал, так сказать, помощником у наших питерских инструкторов подводного плавания в Хургаде, Египет. У меня не было тогда карточки «пади», только наша советская — пловец-подводник с десятилетним стажем, 400 нанырянных часов, поэтому официально я работать не мог, так, помогал. Работа называлась «проведение интродакшена, ознакомительного погружения». Когда вечером в кафе специально обученная завлекательница показывала туристам, одуревшим от двухнедельного безделья, фотографии рыбок и кораллов и медоточивым голоском убеждала, что нырнуть необходимо любому цивилизованному человеку, особенно после двух бутылок пива и одной водки, всем очень хотелось, и многие соглашались. Рано утром по холодку их будили бодрые дайверы, грузили в пикап и везли на дикий пляж, где проводили предварительный инструктаж Потом подбирали гидрокостюмы, заранее набрав самые большие размеры (почему-то худых не попадалось вовсе). До этого момента все шло гладко, но затем человека всовывали в гидрокостюм, подвязывали веревочками (ни один гидрокостюм не застегивался на мощных животах новых русских), а потом быстро надевали 20 килограммов груза (с таким количеством жира с меньшим грузом погрузиться малореально). Вот тут-то начиналась моя работа: быстро надеть аппарат, бисиди (компенсатор плавучести), застегнуть-проверить и вставить в рот кляп загубника, пока клиент не начал орать, что он раздумал погружаться. При этом жара 40 градусов, клиента срочно нужно загнать хотя бы в прибой, а не то тепловой удар случится! Я, как санитарка на поле боя, тащил их волоком в воду, некоторые падали на четвереньки, я подгонял их, как пастух отбившуюся свинью, и хоть на четвереньках, хоть своим ходом, но загонял их под воду. На все их попытки отказаться я показывал им — только знаками — пусть думают, что глухонемой, — что все о'кей.
«Главное, затащить их под воду, чтоб макушка была скрыта и чтобы подышали из аппарата хоть немного, тогда деньги назад потребовать не смогут!» — учил меня главный инструктор. Если погружение произошло — все, деньги не возвращаем, а если клиент решил погружение прервать, это его проблемы. В мои задачи входило погонять под водой человека, внимательно следя, чтобы он не проглотил загубник, не забывал дышать, не трогал ядовитых рыб и не бился в истерике. Если при этом он вел себя достаточно спокойно, я мог поплавать с ним метров 100–200 до ближайшего коралла. Такое погружение стоило 60 баксов (сейчас — 100).