Наука умирать
Шрифт:
— Вопросы есть?
— У меня вопрос, — сказал Линьков. — Сегодня не спал — всю ночь в Чека.
— Заходите ко мне вечером за деньгами и документами. А пока отдыхайте.
У Мушкаева была квартира, Линьков подался к общежитию, но возле магазина, забитого со всех сторон, он встретил знакомую женщину. Не очень знакомую — даже забыл, как звать, — встречал с матросами.
— Не помню, как вас.
— Катя. Катюша.
Линьков удивлялся её приветливой улыбке: бессонная ночь с убийствами, глаза, одуревшие от спирта, а на него так смотрит пригожая женщина.
— А я, знаете, не спал вот всю ночь. Дежурил...
— Так я вас уложу. Миша вас зовут? Я помню. Магазин-то весь мой. Я его под обмывочный пункт сообразила...
Помыла,
— Давно вас приметила. Вы культурный. А матросы все охальники. Я понимаю, конечно, война долгая. Мужчине тяжело. Но надо культурно, с подходом, с лаской.
ПУТЬ К ЛЕГЕНДЕ
Снег стаял и пропитал донской чернозём водой, превратив дорогу в грязное месиво, куда ноги проваливались чуть не по колено. Вытаскиваешь ногу — сапог остаётся. Модные кавалерийские шинели обрезаны на четверть. Шпоры сняты и брошены. Не до шпор — сапоги разваливаются: приходится обматывать тряпьём.
У вчерашних юнкеров — новоиспечённых прапорщиков ещё веселее: с ними идут девушки — сёстры милосердия, и если их изящные ножки проваливаются в грязь, то сапожки так и остаются в земле. Молодые офицеры, разумеется, выносят девушек по-рыцарски на руках. Генералу Боровскому, любящему порядок, эта процедура надоела, и он отправил медсестёр в обоз.
Каждое утро первым на грязную дорогу выходит командир Первого сводно-офицерского полка генерал-лейтенант Марков в своей белой папахе, тёмной куртке с погонами, в генеральских брюках, в высоких сапогах. За ним — Тимановский с палкой, трубкой в зубах и флягой коньяку. За ними — Родичев: доктор, казначей и адъютант. Иногда Марков на лошади, но не смотрятся вытянутые в стременах вперёд его длинные ноги и неестественно вертикальная фигура. Скачет в таком виде вдоль строя, кричит: «Вперёд за синей птицей!» — и обязательно присовокупит матерщину.
Отдал лошадь, пошёл пешком рядом с Родичевым, спросил:
— Не любят меня в полку, а, Гаврилыч?
— До первого боя, Сергей Леонидович.
— И я на первый бой ставлю. Побеждать будем. Науку побеждать я во всех видах изучал. Умирать будем потом. В других боях.
За 6 дней не прошли и 100 километров. В Хомутовской Корнилов решил пропустить мимо себя колонну — опытный умный начальник не лезет в грязь и суету каждый день; он чувствует, когда надо напомнить войскам о себе и о правилах строя.
Корнилов — всадник великолепный: небольшой рост, тонкое тело словно было спаяно с прекрасной буланой лошадью — на всём Дону такой красоты не сыскать. А за Корниловым — живописные текинцы. Он сам — рядом с трёхцветным знаменем. Вокруг штаб и некоторые беженцы-политики в колясках: братья Суворины, Н. Львов, Л. Половцев и другие. Корнилов терпел их.
Обоз протянули вперёд, к выходу из станицы, чтобы не мешал строю, и на него-то и напали красные — несколько эскадронов с одним орудием. Орудийного выстрела было достаточно, чтобы поднялась паника. Марков рванулся было наводить порядок, то есть поскакал навстречу выстрелам, но его спокойно остановил Корнилов: «Не спешите, Сергей Леонидович, здесь я командую, — и приказал: Штаб, за мной! Остановить панику. Полковник Миончинский [26] ! Батарею на позицию, картечью огонь!»
26
Миончинский Дмитрий Тимофеевич (1889-1918) — дворянин, сын генерала. Георгиевский кавалер. С декабря 1917 года — командир Юнкерской батареи, участвовал в рейде партизанского отряда полковника Чернецова и в «Ледяном походе». С июля 1918 года — командир 1-го лёгкого артиллерийского дивизиона. Убит в декабре 1918 г. у с. Шишкино Ставропольской губернии.
Несколько
— Разрешите доложить, ваше превосходительство. Мой юнкер Брянцев. Остался в Ростове с больной матерью, а ночью за ним пришли эти... как их...
— Чекисты, ваше превосходительство. Расстрельная команда. Я выпрыгнул в окно со второго этажа.
— И прямо к нам в батарею, — рассказал Миончинский. — Стрелял сегодня.
— Включите в приказ на представление звания, — сказал Корнилов. — Видите, как действуют большевики, — Обернулся к своему штабу. — Террор. Чем больше террора, тем больше победы.
В корниловском полку, которым командовал подполковник Неженцев [27] , служили прапорщик Роман Гуль [28] и его старший брат Сергей. Роман — поэтическая натура 22 лет, верящий в национальное возрождение, начавшееся на Дону во главе с национальным героем Лавром Корниловым, с утра 7 марта был восхищен красотой степи под бесконечным бездонным небом, пропитанным солнцем, и вспоминал стихи.
27
Неженцев Митрофан Осипович (1886-1918) — сын коллежского асессора. Подполковник, командир 1-го Ударного полка, участник боев в Киеве в октябре 1917 году. В декабре 1917 года привёл в Новочеркасск остатки полка и стал командиром Корниловского Ударного полка.
28
Гуль Роман Борисович (1896—1986) — рядовым бойцом офицерского Ударного полка участвовал в «Ледяном походе». Эмигрировал в 1919 году. Известен как автор книг о белом движении «Ледяной поход. С Корниловым», мемуарной трилогии «Я унёс Россию. Апология эмиграции» и многих других.
— За этим гребнем село Лежанка, — сказал серьёзный старший брат. — Готовься, Рома. Там красные.
— Неужели в такой день? В такую весну? О, весна без конца и без краю — без конца и без краю мечта. Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! И приветствую звоном щита!
— Вот это верно, — одобрил брат, — щит береги.
За гребнем и небольшой речкой с мостиком — село. Здесь красные ждали корниловцев. На окраине поставили батарею, на дерево посадили наблюдателя. Линькова и Мушкаева попросили помочь неопытным артиллеристам. «Мы ж сами пехотинцы», — отнекивались они, но выборный командир, бывший фельдфебель, резонно возражал: «Офицер должен быть в курсе».
Сидели вдвоём, обсуждая своё неясное положение. По дороге договориться не удалось — боялись друг друга, казаков, корниловцев.
— Они же сразу побегут, — сказал Мушкаев. — А мы?
— Должны бы и мы с ними, — осторожно сказал Линьков; он не хотел сообщать спутнику о своём знакомстве с генералом Марковым, на которое, впрочем, не очень надеялся.
— Бежать бесполезно, — вздохнул Мушкаев. — Кавалерия догонит и на куски изрубит. Вот если сдаться, как офицерам, силой взятым в отряд.
— Пожалуй... Попробуем...
— Эй, вы там, — закричал бывший фельдфебель. — Офицерье подходють, а вы разговоры разговариваете.
— Так наблюдатель же...
— Он давно вам шапкой машет. Открывайте огонь.
— Командирам орудий открыть огонь шрапнелью, — прокричал Линьков.
— А прицел? Трубка? — заволновались.
— Сами ставьте. Не воевали, что ли?
Едва заметными на разгулявшемся солнце мелькнули молнийки выстрелов. Сигнальщик на дереве энергично замотал головой: не туда!