Навеки твоя
Шрифт:
— Нет…
— Ласточка, — с облегчением выдохнул он, снова повернул к себе мою голову и неожиданно поцеловал. Губы были горячими, как от лихорадки. — Я б за тебя убил. Если бы он тебя тронул.
Джип свернул, мы углубились в незнакомый район — вокруг трущобы, полу заброшенный частный сектор, разрушенные дома и старые склады.
— Дружище, притормози… — сказал Андрей водителю. — И пойди погуляй.
Джип сбросил скорость, съехал на обочину и приткнулся за заброшенной стройкой с выщербленными от времени и непогоды кирпичными стенами
Андрей откинулся на сиденье, закрыл глаза. Пальцы, сжатые повыше раны, побелели от хватки и начали дрожать.
— Дина, — сквозь зубы сказал он, так у него получилось четче. — Почему ты ушла?
Его ранило, а все, что волнует — почему я сбежала, бросив его в пустой квартире… Водитель через окно подал аптечку из багажника и трясущейся рукой я вцепилась Андрею в плечо.
— Давай помогу.
Он повернул ко мне голову, открыл мутноватые глаза.
— Не надо. Справлюсь. Я привык сам.
Я не слушала — конечно, он расскажет, как перевязывал себя на ходу, и все такое. Я просто расстегнула рубашку. Когда одна рука ранена, а второй приходится зажимать рану, это непросто сделать без помощи.
— Кошмар…
Левый бок был в темно-бордовых разводах. Пахло, как на скотобойне. Крови много, я даже не могла рассмотреть, где рана. Не зная, что делать, я начала суетиться: размотала бинт из аптечки.
— Убери руку.
— Дай сюда, — он забрал пучок из марли, выдохнул, содрал с плеча рубашку, открывая рану, вся задняя часть руки была в темной густой крови. Андрей с силой прижал бинт к ране, бледнея еще сильней. — Пустяки, как на собаке заживет, вот увидишь… Чего глаза большие?
Он через силу улыбнулся, чтобы меня подбодрить.
— Почему ты ушла? — вновь повторил он и я отвела глаза.
Вокруг умиротворенно серебрились тополя. В окно проникал ветер со вкусом природы и старой стройки. Андрей внимательно смотрел на меня, дышал с паузами, задерживая дыхание — для самоконтроля или утоления боли.
— Почему телефон оставила? Я проверил, тебе не звонили. Все бросила, а дневник забрала. В чем дело, Дина?
Я не знала, что ответить. После перестрелки пришла слабость, я привалилась к спинке кресла, чувствуя, как все дрожит внутри. Я ведь не столько из-за кольца ушла, сколько…
— Ты мне солгал.
— Я? Тебе? — он ждал объяснений.
— Ты догадывался, что в могиле не Эмиль. Мне сказали, ты узнавал про анализ ДНК ребенка, — я взглянула ему в глаза и тихо закончила. — Твоя помощь в расследовании была фарсом с самого начала.
— Поэтому ушла? — с облегчением спросил он. — Или ты видела кольцо?
Между нами на сиденье стояла автомобильная аптечка, я опустила глаза и начала перебирать перевязочный материал. Бинт Андрея почти насквозь пропитался кровью.
— Видела.
— Дина, посмотри на меня… Ну же. Пока не посмотришь, я ничего не скажу, — он все-таки вынудил меня и, поймав взгляд, веско сказал. — Я уже говорил,
Последнюю фразу он неразборчиво проорал, и я вздрогнула от откровенной силы в голосе.
— Он тебя бросил! Я смотреть не мог, как ты убиваешься на кладбище! Я боялся тебя потерять… — он осекся, качая головой. — До сих пор боюсь. Если бы я не солгал, у нас бы ничего не было. Я приму тебя с ребенком. Я готов вас защищать, в том числе от него. Ты понимаешь, что я говорю? Дина?
Закусив губу, я оторвала бинт, и, скомкав, приложила к ране. Предыдущий пропитался кровью. Андрей не замечал, что она уже течет по пальцам. Он взглянул на плечо, как я вожусь с ним, глаза подернулись дымкой.
— У тебя руки нежные.
— Врешь, — тихо сказала я, давила сильно — ему должно быть больно.
Он взглянул мне в глаза, открыв рот, но ничего не сказал. На дне темных глаз была страшная маята, словно каждый день он терпит пытку, какая-то растерянность в них была. Не только из-за меня — вообще от жизни. Может быть, в этом глубоком голодном взгляде, который даже не просит отозваться, виновато ранение, а не я.
Он боится, что я уйду к Эмилю.
А я не знаю, что чувствую. Я люблю мужа — люблю, и ничего не способна с этим поделать. Это чувство — оно как будто часть меня, так глубоко въелось, что удалить его можно только вместе с сердцем. Но Андрей мне теперь небезразличен.
Я быстро опустила взгляд.
Быстрее, чем поняла, почему не хочу, чтобы он смотрел мне в глаза. Вдруг он поймет — прямо в них прочитает — что я чувствую и как глубоко себя этим закопала. Близость не проходит бесследно. Женщины привязываются к тем, с кем спят. И я точно не хочу, чтобы кто-то из них погиб.
— Когда ты ушла, я думал, что-то не то сделал. Постоянно мысли гонял, в чем неправ, чем испугал. Думал, что вышла, а тебя похитили. Весь город объездил… А потом передали, что твой муж в розыске, я сразу все и понял — что ты с ним была.
Только не спрашивай, что у нас было. Прошу, пусть он не спросит!
Но Андрей наклонился, целуя меня взахлеб в губы. Я была скованна, но он и не просил огня в ответ.
— Люблю, — до мурашек прошептал он. — И ему не отдам.
Глава 31
— Андрей, я… — мне страшно. Безумно страшно слушать этот шепот. — Я люблю его.
После поцелуя он прижался к моей щеке. Влажное дыхание прервалось — Андрей его задержал. Когда он выпрямился и взглянул в глаза, я ощутила себя добычей — маленькой птичкой перед змеей.
Не знаю, как набралась смелости сказать правду, но вместе с ней вверила ему себя. Андрей неожиданно усмехнулся.
— А вот теперь ты врешь, — он заправил локон мне за ухо. — Тебе было хорошо со мной, я помню. Стонала, звала меня по имени… Меня, а не его. Спину мне царапала, ты помнишь?