Найди меня
Шрифт:
— Например, в день Благодарения мы помогали раздавать продукты бедным. Причем это папа придумал, а мама поддержала. И он всегда давал деньги бездомным. Если замечал бездомного на улице, специально останавливал машину и выходил, чтобы дать ему денег. Помню, однажды мы вышли из продуктового магазина, и он отдал все, что мы только что купили, какому-то бродяге на углу. Его смерть оставит без ответа столько вопросов… Не думала, что буду так переживать по этому поводу.
Не такая уж редкость, когда убийца любит кого-то или что-то, но такие проявления человеколюбия, о которых
— Может, он просто работал на публику, — предположил Дэниел. — Или и в самом деле испытывал нечто вроде раскаяния и старался заглушить его на свой лад. А может, ему это приносило наслаждение, как и убийства. Возбуждало те же мозговые центры и вызывало аналогичное удовольствие.
— Очень неплохая гипотеза.
Они ждали очень долго, но услышав гул приближающихся машин, Дэниел не обрадовался. Теперь, когда она оттаяла и стала ему доверять, ему хотелось продолжать разговор.
Наверху на плато хлопнула дверца. Дэниел вскочил и крикнул. Над краем обрыва показались лица, и через несколько минут техники с носилками заскользили вниз по крутому склону.
Как только они спустились, дело пошло быстрее.
Места самоубийств и предполагаемых самоубийств обрабатывались как места преступлений. Коронер, мужчина лет пятидесяти, констатировал смерть Бена Фишера. Группа криминалистов, двое мужчин и женщина, благоухающие кремом от загара, в темных очках и бежевых бейсболках, сделали записи и снимки. Кто-то спросил, можно ли унести тело, а другой надел пластиковые мешки на руки покойного, которые будут изучать на предмет частиц кожи и доказательств борьбы. Тело упаковали в черный мешок и наклеили штрихкод. Теперь, когда здесь были другие, Рени наблюдала молча, с непроницаемым лицом.
— Я бы хотел присутствовать при вскрытии, — сказал Дэниел, когда тело пристегнули к оранжевым носилкам, чтобы унести.
Коронер кивнул.
— Я запишу.
Через час после прибытия машины уехали, Дэниел и Рени забрались в тюремный микроавтобус; солнце опускалось за горы, в багровеющем небе замелькали летучие мыши.
— Я не любитель пустыни, — Дэниел включил передачу и попытался возобновить диалог, потому что разговоры, даже на посторонние темы, часто приводят к неожиданным результатам. — Всегда предпочитал лес и океан.
— Она завоевывает постепенно, — отозвалась Рени. — Не всех, конечно. У меня здесь прошла большая часть жизни. Бабушка и дедушка переехали в пустыню в пятидесятых. Построили маленький домик на пяти акрах, которые получили по Гомстед-акту [6] . Даже не верится, что люди действительно пытались здесь что-то выращивать. Им пришлось корчевать креозотовый кустарник и юкку, чтобы подтвердить, что они пытаются обрабатывать землю, иначе ее бы отобрали. Большинство уехало, но они остались. Некоторые из моих самых ранних воспоминаний — это бабушкина хижина. Привозная вода, электричества нет. Я это обожала.
6
Федеральный закон, принятый в США в 1862 году и разрешавший
— Ваша бабушка по отцу? — спросил он, хотя знал ответ.
— Да.
— Какая она была?
— В смысле, были ли у нее мрачные психопатические наклонности?
— Да.
— Не помню ничего мрачного, хотя особым человеколюбием она, пожалуй, не отличалась. Но ведь и в отце я не смогла разглядеть чудовище. Поверьте, я задавала себе этот вопрос, рылась в воспоминаниях, но ничего не смогла найти. Она была из тех людей, рядом с которыми всегда хорошо.
От отца много зависит, но порой Дэниелу казалось, что сильное женское влияние и ролевая модель — мать, тетя, бабушка — могут сыграть более важную роль в формировании ребенка.
Когда они снова выбрались на трассу к Джошуа-Три, телефон Дэниела зазвонил. Удивленный, что вновь появилась связь, он сбавил скорость и посмотрел на экран. Отец. Не биологический отец, а человек, усыновивший и вырастивший его.
— Мне придется ответить. — Не включая блютус в машине, чтобы разговор оставался хотя бы наполовину личным, он принял звонок.
— Давно тебя не слышал, — сказал отец. — Просто интересуюсь, как все прошло сегодня.
— Так себе, — ответил Дэниел, ни на секунду не забывая, что Рени слышит его ответ.
— Что-нибудь получилось?
— Нет.
— Очень жаль.
Только сочувствия сейчас и не хватало. Он покосился на профиль Рени. Она, наверное, думает, что он говорит с женой или подругой.
— Мне тоже. Расскажу, когда вернусь домой.
— Она рядом?
— Ага.
— Ладно. Будь осторожнее.
— Всегда.
Он отключился и, убирая телефон в карман, нащупал обрывок ткани, который взял с собой, ткани, которую надеялся сравнить сегодня, если Бен Фишер сказал правду.
ГЛАВА 11
Тридцать пять лет назад
Он терпеть не мог магазинов тканей. Они навевали сон, и в них было скучно. Просто нечего делать. Сейчас ноги уже не держали его, и он в изнеможении осел на пол.
Мама с улыбкой наклонилась к нему.
— Мы же тут всего двадцать минуток, Данни. Слушай, а не поможешь ли ты мне выбрать материю на платье? Я никак не решу с цветом.
Она двинулась к секции рулонов, как она их называла. Почему она называла их так, он не знал. Он думал, что рулоны — это то, чем рулят, но эти рулоны были просто кусками картона с намотанными на них тканями.
— Выберем в этом отделе, — сказала она, — тут дешевле всего. Не могу позволить себе материал поприличнее. Мы такие нищие, что мне и это покупать не следовало бы.
Слово «позволить» было ему хорошо знакомо, как и то, что, он не может иметь такие же игрушки и одежду, как у друзей. Она зарабатывала шитьем и шила ему одежду сама. Из-за этих вещей его считали странным, хотя он и не понимал, почему его дразнят одеждой.
Теперь, когда у него появилось дело, он забыл об усталости и вскочил. Столько цветов, столько рядов тканей.