Найди меня
Шрифт:
Та оказалась более информативной и личной, чем предыдущие, и она пожалела, что Дэниел ушел и не разделил с ней этот момент открытия.
В папках с мягкими истертыми краями хранились личные заметки и интервью покойного журналиста. Еще нашелся маленький футляр с мини-кассетами, которыми журналисты раньше пользовались для интервью, с подписями и датами. Печатные тексты были расшифровками аудиозаписей. Ее впечатлила тщательность исследования. Такая глубина погружения в материал сейчас встречается редко, в этом новом мире неустойчивого внимания.
Неужели Кармел
Интервью брались у семей пропавших и у людей, которые могли видеть что-то в те вечера, когда исчезали женщины. Когда Рени добралась до дна и увидела имя, выписанное на этикетке папки черным маркером, ее рука замерла.
Габби Саттон.
Единственная выжившая жертва Бена Фишера. И она не просто выжила, но спаслась и опознала его.
Немного посидев, Рени глубоко вздохнула и открыла папку. На распечатке было много рукописных пометок, отсылок к гипотезе, уже выдвигавшейся раньше. Теперь, после обнаружения тела Кармел Кортес, гипотеза стоила внимания.
Возможно, был второй убийца.
В интервью с Габби Саттон определенно упоминался другой участник этого эпизода. Не ребенок, не Рени, а взрослый.
Почему эта информация не расследовалась дальше и не стала общеизвестной?
Рени открыла браузер телефона, поискала адрес Габби и обнаружила, что та до сих пор живет в Калифорнии. Она позвонила Дэниелу и разбудила его.
— Нам надо поговорить с Габби Саттон, — сказала она ему.
ГЛАВА 30
Габби немного отодвинула занавеску, открыв узкую щелку, чтобы увидеть, когда подъедет Рени Фишер, испытывая смятение оттого, что наконец встретится с той, кто спас ей жизнь той ночью в парке. Столько раз она прокручивала в памяти то нападение, пересматривая его по ходу лет. Ее собственный вопль ужаса, руки убийцы на ее шее, момент, когда она узнала в нем преподавателя, изумление на его лице, когда и он узнал ее. Этого она никогда не забудет. Момент замешательства, которого ей хватило, чтобы начать сопротивляться и пинаться. Она помнила, как потеряла сознание и очнулась. Рядом кричал ребенок.
«Папа, перестань! Ты ей делаешь больно!»
Тот же самый ребенок в милой пижамке прыгнул на спину отца, отчаянно пытаясь оторвать его от Габби. Она была словно клещ, которого не стряхнуть.
Даже сегодня Габби временами слышала детский крик. Обычно во сне, но временами и наяву он настигал ее, складываясь из чего-то знакомого. Пронзительный крик мог прорваться из гомона стаи чаек, садящихся на парковку универсама. Такие случаи почти всегда ломали любые планы Габби. Ей приходилось возвращаться домой, принимать снотворное и забираться в постель.
В ту ночь Бен Фишер пытался стряхнуть с себя ребенка, но девочка крепко вцепилась в него, обхватив маленькими ручками горло, и рыдала, умоляя его остановиться.
Габби слышала истории о том, что Рени Фишер была соучастницей,
Она так никогда и не поблагодарила ее за спасенную жизнь.
Сегодня ей выпала эта возможность.
Габби плохо помнила, что происходило после того, как она вырвалась от Бена Фишера. Наверное, из-за недостатка кислорода. Она уже умирала от удушья, когда его тяжесть исчезла, руки перестали сдавливать горло, и отец и дочь пропали. Потом появились чьи-то лица, спрашивающие, нужна ли помощь. Крики девочки привлекли других. Кто-то, сидя в машине, предлагал отвезти ее в больницу, но Габби побежала прочь, ничего не видя вокруг себя, по дорожке к своему общежитию, пытаясь кричать на бегу. Рот открывался, но почти беззвучно. Голосовые связки были повреждены.
Даже в тот момент она понимала, что сбежала от Убийцы Внутренней Империи. И еще она знала его в лицо и по имени. Потрясение было слишком велико.
Теперь она смотрела из своего дома, как из внедорожника выходят двое. Высокий мужчина в темном костюме и женщина с прямыми темными волосами, в джинсах и черной куртке. Той ночью в парке Габби тоже обратила внимание на мягкий блеск ее волос. Она помнила, как они падали на лицо девочки, когда та дергала отца за руки.
Казалось, это воспоминания какого-то другого человека, именно поэтому она сперва сказала, что не сможет с ними поговорить. Десятилетиями она пыталась избавиться от них. Годы терапии ничего не давали. Взглянуть в лицо случившемуся… нет. У нее это так и не получилось. Оставалось только продолжать жить.
Ей не нужны были эти напоминания, и она не хотела видеть их в своем доме. Но встречаться в общественном месте было бы не менее ужасно.
Дверной звонок прозвенел.
Она никому не говорила, что они приедут. И не собиралась ничего говорить мужу и детям. Теперь, когда они приехали, ей захотелось не отвечать на дверной звонок, упасть на колени и проползти под окном в глубь дома. Может, бежать до самого океана, целых тридцать миль. Соленая вода исцеляет.
Вместо этого она сделала глубокий вдох и широко распахнула дверь.
Гости стояли там под калифорнийским солнцем, а воздух был полон ароматом цветущих апельсинов, и цветы у дома напротив стали невероятно важными, заполнив поле зрения Габби и успокаивая ее, пока она смотрела на них.
Вероятно, она улыбнулась. Она совершенно точно пригласила их войти. И провела на кухню, где солнечный свет лился через световой люк, отражаясь от белого кафельного пола и белых шкафчиков. Так светло, так непохоже на мрак той ночи.
Она не сразу сообразила, что мужчина что-то сказал, но не поняла что. Он достал маленький цифровой диктофон и положил его на стол.