Найди меня

Фрейзер Энн

— Мы хотим еще раз поговорить о событиях того дня, когда моего отца арестовали.

Она никогда не думала, что ей придется сказать такое Морису, тем более сейчас. События принимали странный и по-новому неприятный поворот.

Как всегда гостеприимный, Морис поставил перед ними по чашке кофе. Руки его тряслись.

— Тридцать лет спустя?

— У нас появилась новая информация, которая может иметь отношение к делу, — объяснил Дэниел. — Мы просто хотим еще раз все проверить, убедиться, что нет противоречий.

— Я не помню даже, где я был на прошлой

неделе, не говоря уже о такой давности.

— Ведь это был особенный вечер, — напомнил ему Дэниел. — Арестовали вашего соседа. Такие вещи обычно западают в память. Как исторические события.

Морис опустился в кресло. Волосы у него были влажные. Он часто принимал душ, и сейчас от него пахло афтершейвом. Запах, который она помнила с детства. Ее отец тоже им пользовался.

— Мы ходили на выставку, — сказал он. — Втроем. Ты тоже, — сказал он Рени. — Какой-то художник из Сан-Франциско, делавший скульптуры из войлока. Мы подумали, что можно будет взять тебя туда, но когда приехали, обнаружили, что большинство экспонатов — изображения половых органов.

— Выставку помню, но не скульптуры.

— Хоть так. Твоя мама, передовая богемная феминистка, каковой она была и осталась, считала, что ты вполне можешь на все это смотреть, но мне и твоему папе стало неудобно. Кажется, мы с тобой бродили по холлу, где были накрыты столы, пока твои родители ходили по выставке. Я, видимо, чуть перебрал. Потом мы все отправились домой. Был ранний вечер. Я часто думаю, как бы закончился тот вечер, если бы и ты могла смотреть выставку.

Возможно, сам не сознавая этого, он снова перекладывал вину на нее.

— Для тебя вечер закончился рано, — сказала она. — Ты потом еще куда-то пошел?

— Тогда я многое чего мог успеть за день, — ответил он. — Ноя просто пошел домой. Как я уже сказал, на выставке я слегка перебрал. Тогда я вообще часто напивался. Думал, так и буду всю жизнь. Пришлось бросить, когда с печенью начались проблемы.

Рени вспомнила.

— Ты пришел наутро после того, как отца забрали, — сказала она, пытаясь вызвать на откровенность, в то же время отчаянно надеясь, что найдется некое логичное объяснение, о котором она не подумала. — Мама была в истерике, но ты был таким спокойным и так много нам помогал. Ты отвечал на звонки, говорил с репортерами, принимал букеты в знак соболезнований.

Как ни странно, это были приятные воспоминания.

Его глаза наполнились слезами.

— Это было тяжелое время для всех нас.

— Нападение должно было произойти после возвращения с выставки, — сказал Дэниел, возвращая их к теме. — Вы помните что-нибудь странное о возвращении домой? Вы ехали вместе? Может быть, Бен вел себя необычно?

— Бен был за рулем. И я не заметил ничего странного.

— Он высадил вас у вашего дома?

— Думаю, он припарковался в проезде к своему дому, а я просто пошел через газон, но не помню точно. Кажется, Розалинда предложила зайти выпить, но я, по-моему, не зашел. Извините. Больше ничего не могу сообщить.

Оберегая Габби, Дэниел чуть изменил историю, без прямой

лжи намекнув, что в парке был кто-то еще.

— Недавно появился еще один свидетель, который видел вас на месте преступления.

Кровь отхлынула от лица Мориса, и он непроизвольно схватился за горло.

— Это же нелепо. Ложь. И вы верите этому свидетелю? А где он или она был все эти годы? Полный бред.

Он повернулся к Рени и выглядел таким оскорбленным, что ей захотелось, как раньше, сделать ему что-нибудь приятное — нарисовать картинку или сказать что-нибудь смешное.

— Мы просто расследуем разные версии, — сказала Рени, чувствуя необходимость что-то добавить, — но, если ты действительно был там, лучше сознаться сейчас. Это поможет оправдаться. Возможно, тебя даже не обвинят в пособничестве, хотя это зависит от степени участия.

— И это ты указываешь на меня пальцем? — Вместо того чтобы успокоиться, он перешел в нападение. — Иногда мне кажется, что тебе просто хотелось внимания. Была ли ты там вообще? Твои рассказы о том, что ты помогала отцу, выплыли только после ареста. Твоя мама ничего об этом не знала. А если бы знала, то вмешалась.

Рени отшатнулась. Непохоже на Мориса — нападать на нее. Он повторил ее собственные сомнения, стараясь усилить их.

— Но я понимаю, — добавил он. — Такое может свести ребенка с ума.

Совсем недавно она говорила Дэниелу, что дети часто все понимают неверно. Неужели, наслушавшись о преступлениях, она сама поместила себя в центр событий? Но нет, Габби видела ее. И она спасла Габби жизнь. Как легко мы начинаем сомневаться в себе. Неверие в себя вещь жестокая и всепожирающая. Все ищут ответы. Но разрыв между желаемым и истиной иногда огромен. Ей так хотелось, чтобы Морис оказался невиновен, ведь невыносимо думать, что еще один человек, которого она любила, замешан в этом зверстве. И она искала компромисс между логикой и желанием приемлемого исхода.

— Речь сейчас не о Рени, — сказал Дэниел.

Она знала его не так долго, но видела, что он сдерживается, чтобы не повышать голос и не показывать свой гнев. Помня, что он знает о ее прошлом и просто удерживает ее в минуты неверия в себя, и уже не первый раз, наполнило ее благодарностью за поддержку в самом сердце тьмы.

— Она там была, — сказал Дэниел. — А если вы ей друг, то не пытались бы сейчас сбить ее с толку и запудрить мозги.

Морис опять слегка прослезился.

— Прости.

Рени уже была готова проявить снисхождение, желая поверить, что он не слишком сильно замешан, но следующие его слова охладили ее:

— Прости, малютка Рен.

У них не было ни фото, ни физических улик, но его участие в игре казалось бесспорным. Как минимум он был в парке, когда Габби сбежала. Тогда почему же Рени не запомнила его? Она ничего не помнила о том, что случилось после побега Габби. И еще более насущный вопрос: имеет ли Морис отношение к смерти Кармел Кортес?

На улице Дэниел позвонил в управление и дал распоряжение взять Мориса под наблюдение. Потом взглянул на Рени и сказал: