Найди меня
Шрифт:
— Хочу в бабушкину хижину.
Розалинду всегда раздражало, что именно Берил Фишер удалось справиться с новорожденной Рени.
— О, Рени. Я ненавижу пустыню. Ты же знаешь.
— Тебе вовсе не обязательно туда ехать.
— Там нет электричества, и даже с привозной водой проблемы. Сотовой связи нет. Не стоит тебе туда сейчас ехать. Давай для начала доберемся до дома там и поговорим. Ладно?
Рени кивнула.
Розалинда помогла ей одеться. Медсестра вручила Розалинде пакет с лекарствами и назначениями. До квартиры Рени они добрались на такси. Пока Рени оцепенело сидела в кресле, Розалинда побросала
— Где Сэм?
— У соседа.
Это вам не карманная собачка. Здоровенный лабрадор. Придется менять планы, ехать на машине через всю страну. Розалинда понимала, что, даже напичканная лекарствами, Рени не согласится отправить собаку отдельно. Розалинде и самой эта идея была не по душе.
— А моя рыбка? — Рени показала на аквариум, где плавала красно-лиловая бойцовая рыбка.
К счастью, сосед жил в том же здании. Розалинда обменяла рыбку на пса, вручив аквариум и корм мужчине в спортивном костюме.
— Дочка как раз хотела рыбку, — сказал он.
— Вот и отлично.
Они упаковали вещи для переезда и пять дней спустя уже были в Калифорнии, где Рени отправилась в свою прежнюю комнату, а Сэм улегся рядом с ней на кровати.
ГЛАВА 5
Наши дни
Возвращаться в дом, откуда полиция вывела в наручниках ее отца, всегда было трудно. Рени всеми силами избегала появляться в этих знакомых стенах. Ей очень хотелось рассказать матери о сделке, которую пытался заключить Бенджамин, по телефону. Так было бы проще. Но в конце концов решила, что мать, которая последнее время так много ей помогала, заслуживает услышать все при личной встрече.
И вот, положив одну руку на руль и сняв ногу с педали газа — четырехполосная трасса идет под уклон, — за час она спустилась из горной пустыни к Палм-Спрингс, наблюдая, как с каждой милей растет температура. Внизу иногда бывало на двадцать градусов жарче.
После появления Дэниела Эллиса у ее хижины прошло три дня. С тех пор она успела побывать на ярмарке, где продала достаточно керамики, чтобы продержаться весь следующий месяц. Она сомневалась, что когда-нибудь вернется в ФБР, а отпускные давно кончились, и приходилось обходиться лишь самым необходимым; только благодаря керамике удавалось сводить концы с концами и платить небольшую ипотеку. Ее вполне это устраивало, даже нравилась постоянная угроза мгновенного крушения. В любой день все могло кончиться. Или нет.
Мать предлагала помочь ей деньгами, но Рени отказалась по целому ряду причин. Розалинда Фишер любила держать все под контролем, и Рени не хотела отдаваться на ее милость. Между ними наконец установились более-менее приличные отношения, не особенно близкие, но лучше, чем раньше. Не хотелось рисковать их испортить.
Она пересекла городскую черту и въехала в туристический район.
Палм-Спрингс на первый взгляд напоминал прибрежный калифорнийский город, но располагался в сотне миль от пляжей, на краю Внутренней Империи. Туристы вечно шутили, что ждали, что через улицу или сразу за поворотом откроется океан. Ничего подобного. Еще ехать и ехать.
Здесь она родилась и выросла,
Когда температура в долине Коачелла поднимается слишком высоко, можно уехать от жары вторы Сан-Хасинто на канатной дороге или сесть в машину и помчаться по автостраде мимо полей знаменитых гигантских белых ветряков, лениво взбивающих насыщенный озоном воздух, плывущий по долине от самого Лос-Анджелеса. Озон обычно сопровождался предупреждениями о качестве воздуха и как минимум головной болью. Если это недостаточно впечатляет, то всего в нескольких милях от города, где-то глубоко в недрах, таятся разломы Сан-Андреас и Уокер-Лэйн. В прошлом тут случались довольно сильные землетрясения, но все ждали, когда тряхнет по-настоящему.
Давай посильнее.
Как всегда, с замиранием сердца, Рени свернула у знака «стоп» и покатила по широкой ровной улице к тупику, где стоял дом ее детства. Дом, построенный в пятидесятые годы, являл собой классический образец местной архитектуры: белые шлакобетонные блоки, двускатная крыша и гигантские пальмы вокруг. Прекрасный пример сочетания модернизма середины века с «пустынным модерном». В последние годы его даже включали в экскурсии по городским домам, чем мать очень гордилась. Рени подозревала, что людям просто интересно посмотреть на дом Убийцы Внутренней Империи.
Она не предупредила мать о своем приезде, и, стоило ей войти и бросить сумку на низкую кушетку, Розалинда Фишер начала свой очистительный ритуал, как они обе стали это называть.
Рени не сразу осознала, что в ее состоянии, которое в конце концов диагностировали как сложную травму, запахи играют роль триггеров. Запах дома всегда обрушивался на нее как удар, сколько бы она ни готовилась к этому и сколько бы ни прошло времени. Пусть стены давно перекрасили, пусть семейных фото нигде не осталось, пусть она прожила здесь еще несколько лет после ареста Бенджамина. Стоило ей уехать — неважно на сколько, — возвращение каждый раз вызывало нервную реакцию, так что руки сжимались в кулаки и ногти вдавливали кровавые полумесяцы в ладони.
Даже сейчас, после стольких лет, пока ее мать хлопотливо зажигала свечи и включала распылитель эфирных масел, Рени обоняла свое мрачное — как выяснилось потом — детство. Место, где в одно мгновение перевернулась жизнь, а реальность вывернулась наизнанку, невозможно скрыть, закрасить, замаскировать предметами искусства или приторным ароматом миллиона свечей. Свечи и картины просто сливались с прошлым в одно целое.
Мать в узких черных брюках и крахмальной белой блузке без рукавов с тщательно уложенным воротничком, нечто среднее между Одри Хепберн и Салли Филд, позвякивая золотым браслетом, выбежала из комнаты с баллончиком освежителя воздуха и принялась распылять его вокруг.