Найди меня
Шрифт:
— Полностью согласен. Я не планирую делать себе на этом имя или состояние.
— Ой, да перестаньте. По крайней мере, прославитесь среди коллег. Знаю, как это важно.
Он покачал головой.
— Меня это не интересует.
Он мог отрицать сколько угодно, но у него был какой-то интерес. Здесь чувствовалось, что-то личное.
— Некоторым достаточно добиться справедливости, — сказал он.
Она взглянула на карту на стене и поняла, что есть лишь один ответ. Если отец действительно покажет им могилы, возможно, исчезнет то чувство соучастия, о котором
— Я согласна.
ГЛАВА 4
Три года назад
Розалинда Фишер работала волонтером с женщинами, ставшими жертвами насилия, и привыкла к телефонным звонкам среди ночи. Физическое насилие, часто провоцируемое алкоголем и наркотиками, обычно происходит после наступления темноты. Поэтому, когда ее разбудил телефонный звонок, она решила, что это из «Безопасного дома». Видимо, кого-то нужно срочно приютить — на этот случай у Розалинды всегда была наготове гостевая комната, еда, чистое постельное белье и полотенца. А также бинты, пакеты со льдом и болеутоляющие, если понадобятся.
Это действительно оказалась просьба о помощи, но не от незнакомки.
— Мама? Мне нужна твоя помощь.
Ничего нет больнее внезапного материнского страха, проникающего в самое сердце.
Розалинда включила свет и уселась в постели. Ну почему Рени так далеко! Она никогда не одобряла переезд дочери, но всегда старалась поддерживать ее, какие бы решения та ни принимала, пусть даже глупые.
— Рассказывай. — Розалинда пыталась говорить спокойно, собранно, ничем не выдавая свой страх. Это никому не поможет.
— Было темно. Мы с напарником работали по одному делу… и мне почудилось, я увидела человека, которого там не было. — Голосу Рени был хриплым и нетвердым. Наркотики? Алкоголь? Это плохо.
— С тобой все в порядке? Все остальное не важно.
— Да.
Розалинда с облегчением выдохнула. Все можно уладить. Любого можно утешить, надо просто найти нужные слова.
— Ты где?
Рени рассказала, что звонит из больницы. Уже лучше. Она сама туда обратилась, а язык заплетается от лекарств.
Рени всегда была сущим наказанием. Что было, то было. После рождения она не переставала орать несколько суток напролет, и Розалинда, наконец, решила, что нужно что-то с этим делать. Она не беспокоилась за себя, недосыпание можно пережить, но нельзя же оставлять ребенка в таком состоянии. Жуткая ситуация. Отчаявшись, Бен увез Рени к своей матери, в хижину посреди пустыни, где, как гласило семейное предание, девочка мигом перестала плакать, начала сосать молочную смесь и спать как нормальное дитя, хотя сама Розалинда и сомневалась в столь быстрой перемене.
Тем не менее Рени росла серьезным и меланхоличным ребенком, всегда наблюдала, о чем-то думала, но чаще оставляла свои мысли при себе. Настоящая взаимная привязанность между ними, как должно быть между матерью и дочерью, так никогда и не возникла. Иногда Розалинде казалось, что Рени вообще ее не любит. Очень трудно растить
Может быть именно поэтому Розалинда и открыла свой дом для страдающих женщин. Это отчасти компенсировало натянутые отношения с Рени, а у Рени появился повод больше времени проводить с Беном. Но после его ареста и смерти бабушки Рени они остались вдвоем, и Розалинде пришлось взять на себя заботу о дочери. И Рени откликнулась на ее заботу, впервые за все время их отношений.
— Мне очень жаль, милая. Наверное, это все твоя работа, стресс.
Сердце у Рени мягкое, слишком мягкое для такой работы.
— Не знаю.
Розалинда почувствовала, что дочь недоговаривает.
— В высокострессовых ситуациях случается всякое, — сказала она, стараясь ободрить дочь. — А в темноте…
— Это не все.
Потрясение звучало в ее голосе, это было так непохоже на обычную собранность.
— Я никогда еще не угрожала никому пистолетом, — сказала Рени. — Всегда сохраняю ясную голову. Но лицо моего напарника в темноте… оно изменилось. Я увидела другого человека.
— Кого?
Долгое молчание.
— Папу.
— Ох, милая. — Ну что на это скажешь?
Розалинда ожидала чего-то подобного, но последнее время начала понемногу расслабляться, надеясь, что как-нибудь пронесет. Она изучала скорбь и сложные психологические травмы в колледже и после, с Бенджамином. Странно думать, что он был великолепным преподавателем, но ведь был.
Через день после ареста Бена, когда вскрылась правда, Рени ушла в себя, стоически, безмолвно. Лишь позже, после допросов, выяснилась ее связь с убийствами.
— Я вылечу первым же рейсом завтра утром, — сказала Розалинда. — Разберемся вместе.
— Ты приедешь? — Недоверие и облегчение.
— Ну конечно.
Наутро Розалинда улетела из Палм-Спрингс в Бостон. В больнице она переговорила с врачом, наблюдавшим дочь.
— Не думаю, что ей следует возвращаться на работу, по крайней мере сейчас, — сказал врач.
— Согласна. Я заберу ее домой.
— Рекомендую взять отпуск на несколько месяцев. Настоятельно советую обратиться к психиатру, если она еще не консультируется у кого-то. Нужно принимать лекарства, исключить стресс. Возможен посттравматический приступ. Честно говоря, ничего необычного. Считаю, большинству наших военных и полицейских необходима психологическая поддержка в той или иной форме и умение справляться со стрессом. Уверен, она обрадуется вашему приезду.
Розалинда не ожидала увидеть Рени такой. Она припомнила, когда они последний раз виделись — прошло всего несколько месяцев. Рени успела исхудать, щеки ввалились, скулы выступили, а подглазья заполнили темные тени. Такое не происходит за одну ночь.
— Все будет хорошо, поедем домой. — Она заметила, что Рени не поняла, что значит «домой», и пояснила: — В Калифорнию.
Наверное, не лучшая идея везти ее в тот самый дом, где все началось. Но ведь это и место утешения, по крайней мере было им когда-то.