Найти и вспомнить
Шрифт:
Марина протянула ладонь к "секретику" точно таким же робким движением, как и тогда, много лет назад. Робость навалилась на нее против ее воли и на секунду она испуганно отдернула руку. В детстве преодолеть страх ей помогло присутствие отважной сестры… и сейчас взрослая королева Марина испытывала те же чувства.
– Я иду, Иринка!
– тихо сказала она и прикоснулась ладонью к злобно вспыхнувшему огоньку.
Глава 27. О путешествии в царство Грызмага
Они стояли на промерзшей земле. Ноги мгновенно онемели. Наверное, это было к счастью, потому что в окаменевшую грязь намертво вмерзло битое стекло, отблескивающее тусклым выморочным светом.
– Маринка, - преодолевая тошноту, крикнула сестра, - мы босиком! А тут стекло… и проволока!
– Вижу, - отозвалась Маринка и почувствовала, как слезы сами начали капать из глаз.
– Ирка, это же кладбище какое-то!
– Это Грызмаговские штучки, - дерзко выпалила Иринка.
– Он всегда такой… нечестный!
Было странным слышать от Иринки такое. Обе они знали словечки и похлеще. Но, утирая слезы и боясь переступить с ноги на ногу, Маринка поняла, что сестренка абсолютно точно выразила главную черту Грызмага. Разве честно убивать людей, собак и кошек такими ужасными способами? Разве честно, когда маленькая девочка попадает в деревянный гроб, который нельзя открыть, потому что, увидев то, что там лежит, люди с ужасом убегут с похорон? Марина чувствовала себя высыхающей… словно дохлая рыба на берегу… и грязной, как будто ее уже облепили жирные мухи…
– Мы же будущие королевы, Марина, - на плечи ее вдруг легли теплые сильные ладошки и повернули ее вплотную к сестре, - мы можем править там, где у Грызмага нет никакой силы!
Ветер трепал пижаму, казалось, ставшую вдруг ветхой и грязной, словно ее вытащили откуда-то из свалки старых ненужных венков, там, на окраине кладбища, в овраге. Но глаза Ирины, которые всматривались в ее заплаканное лицо, сияли чистым и смелым светом.
– Маринка! Это все Грызмаг! Он не имеет над нами власти… мы же все-таки принцессы! Ну? Соберись, давай вместе, а то мне одной не справиться!
Тридцать лет спустя, стоя на этой же равнине, ставшей еще более мрачной и страшной - ведь взрослая Марина видела в своей жизни намного больше смертей и горя - королева Марина ясно помнила эти замечательные глаза. "Эй, Маринка, держись!
– говорили они.
– Грызмаг не злой волшебник и не какой-нибудь король мертвых. Это просто слепой в своей ненависти и в своем космическом одиночестве дух, неуправляемая сила, колоссальное отклонение от нормы!"
– А норма - это любовь и порядок, - тихо сказала Марина.
– Любовь и есть мировой порядок… иначе бы опустел весь мир!
– Вместе, Маринка?
– В… в… вме-сте… - всхлипывала младшая сестра.
– На счет три?
Вместо ответа она только кивнула головой.
– Ты всегда была сильнее меня, Иринка, - сказала взрослая Марина и сделала первый шаг. Она чувствовала, как кожа болезненно лопается, проткнутая гнилыми зубьями стекла… но боль была терпимой. "Рожать
– со странной гордостью подумала она.
– Слышишь, ты, мрачный могильный червь? Претерпеть боль, чтобы принести в мир новую жизнь, вот, что могут женщины. Любые. Самые простые, даже не королевы! И тебе этого не понять!"
Маленькой Марине эти мысли не приходили в голову. Но тогда их было двое. Тоненькая вначале, а потом все более и более прочная нить связывала их. Маринка смутно понимала, что сестра забирает у нее большую часть боли и почти неосознанно старалась не отдавать ее. И в этой борьбе становилось легче терпеть - не отпуская свою боль, удерживая ее в себе… и все-таки проигрывая в этом своей старшей сестренке, упрямо направляющей поток страданий на себя. Лицо Ирины побелело, губы были плотно сжаты. Ветер рвал на ней волосы, отчего голова Иринки казалась объятой мрачным темным пламенем… но она шла, поддерживая Марину, которая уже не плакала. Черт возьми, это и была магия, самая мощная магия на свете.
– Я думала тогда о "заражении крови", которым нас так пугала мама, когда мы наступали на гвоздь или в кровь сбивали коленки, - сказала Марина. Она не знала, к кому обращается - к Охотнику, к Ирине, к Коту или ко всем сразу.
– Но мне тогда не хотелось напоминать об этом Ирине. Я старалась терпеть боль самостоятельно… а потом связывающая нас невидимая ниточка вдруг окрепла и мне показалось, что она раскалена добела…
…и стекло вдруг перестало резать и рвать им босые ноги. Сестры остановились, в недоумении глядя на расцарапанные и порезанные ступни.
– Не болит, - растерянно сказала Маринка.
– Совсем не болит!
– торжествующе подтвердила Ирина.
– Значит, даже в земле Грызмага мы можем постоять за себя!
– Наша магия действует, - прошептала Марина, стараясь не думать о торжествующих микробах, миллионами копошащихся сейчас в ранах. Кровь почти не текла, но выглядели их ноги ужасно. Наверное, в любой поликлинике девочек сразу же уложили бы на каталки и повезли в операционную, где врачи уже ждали бы их со сверкающими ножами и пилами наготове. Марина закрыла глаза и потрясла головой. Не думать, не думать об этом! Они вернутся в королевство и залечат все-все раны!
А сейчас взрослой Марине приходилось справляться самой. Ее вдруг накрыла волна гнева. Что же, черт возьми, происходит? Почему она должна ковылять на своих израненных ногах по проклятому мерзлому стеклу, кривясь и охая? Она уже не та маленькая девочка, которую пугали мрачные силы Грызмага. Да, конечно, они пугают и сейчас, но уже по-другому! Сейчас она переживала за друзей и любимых, за обманутую Грызмагом сестру, так и не увидевшую простого счастья - собственного ребенка. Так и не вышедшую замуж, так и не пожившую в собственной семье, с ее радостями, бытом и неприятностями… ведь будь ты хоть миллион раз королева, но прежде всего ты - женщина! В этом, именно в этом сейчас ее, Маринина сила - женская неодолимая сила бытия.
Да пусть она и сгинет здесь, вне времени и пространства, на могильных равнинах Грызмага… все равно она уже победила! У нее есть сын, у нее есть мужчина, в которого она начала влюбляться по-настоящему, искренней любовью зрелой и состоявшейся женщины. И что может сейчас сделать с ней Грызмаг? Оставить навеки здесь, как Ирину? Лишив памяти, лишив всего того счастья, что пришлось на ее не такую уж и короткую жизнь?
– Да вот шиш!
– рассмеялась она, выпрямившись посреди закаменевшей в смерти равнины.
– Вот еще! Ни черта у тебя, Грызмаг, не выйдет. Воспоминания о плохом будут терзать меня, но и воспоминания о хорошем - тоже будут! О сыне, о друзьях, о любви, о материнстве…