Найти и вспомнить
Шрифт:
"А я лишил всего этого твою сестру!" - пророкотал в ее голове скрипучий низкий голос.
– Не лишил, - тихо сказала Марина, недобро усмехаясь.
– Еще не лишил, мерзкий ты, жирный червяк! Потому что я еще жива. И потому, что я - здесь.
Она ожидала, что все вокруг взъярится… и Грызмаг, выворачивая из земли колоссальные глыбы, явится перед ней, подобно огромному вулкану, чтобы стереть в пыль… но все оставалось по-прежнему. Вот только ноги перестали болеть…
Она стояла на все тех же острых и злых осколках стекла, торчавших отвратительными зубами из окаменевшей грязи, твердо и уверенно. Под пыльными сбитыми каблуками хрустнули раздавленные острия.
Марина медленно вынула клинок из ножен и подняла его кверху. Несколько мгновений она колебалась… но правильное решение пришло к ней ровной мощной волной ощущения того, что именно это сейчас и нужно.
– Рыцарь Маренго, - спокойно сказала она.
– Пришло твое время! Королева Ирина ждет.
И он встал перед ней, без лат и доспехов, в простой потертой кожаной куртке. Повязка на голове намокла кровью, на щеке алела глубокая рана… но - живой, со спокойным лицом. Только глаза горели радостью.
Он склонил перед ней голову и глухо сказал:
– Спасибо за то, что призвала меня.
Она не расспрашивала Рыцаря ни о чем, хотя ей и очень хотелось узнать, чем кончился бой. На мгновение у нее мелькнула страшная мысль, что она призвала к себе на помощь душу погибшего, но Рыцарь был живым, реальным, уставшим и раненым. Марина подумала, что магия, позволившая ей призвать Рыцаря Маренго к себе, имеет и оборотную сторону. Наверное, он ничего не помнил сейчас, - кроме того, что должен идти с младшей сестрой выручать свою возлюбленную королеву.
"Может, этот шаг подсказала мне сейчас сама Ирина?" - подумала она и едва сдержала слезы радости. Пока еще ничего не произошло. Ничего такого, чему можно было радоваться… кроме появления верного друга, конечно!
А тридцать лет назад сестренки просто обняли друг друга, радуясь тому, что не болят ноги, что нет больше мерзкого холода. Так, держась за руки, они дошли до моста, за которым терялся в мертвых потемках Город Напрасно Умерших, в котором не светилось ни одного живого огонька. Бледными гнилушками светился крутой противоположный берег, маслянистые воды тяжело скользили под выгнутой аркой моста. Казалось, что не вода, а нефть или какая-то другая безжизненная жидкость, приняла на себя мертвенную вековую сонливость. Ни травинки не росло на этих берегах, ни всплеска не было слышно, только пахло чем-то приторным.
Маринке это смутно напомнило запах в старой церкви, куда ее, совсем еще кроху, привела когда-то бабушка. Ей даже снились иногда яркие блестящие оклады, в которых терялись темные от времени лики святых. А под ними хаотично лепились огарочки свечей с длинными сосульками оплавившегося воска. Ей было и страшно, и интересно, и она крепко держалась за плотную ткань темной бабушкиной юбки. А когда к ним подошел неожиданно молодой бородатый священник с веселыми глазами и поздоровался, Маринка пустила тихую слезу. Не потому, что испугалась, а как-то неожиданно для себя… может, потому, что бабушка пришла на отпевание какой-то своей старой подруги, и женщины в платочках уже готовились петь, тихо переговариваясь между собой. Само отпевание Маринка не помнила - ее за руку вывели из храма, и она бродила около церкви, стоявшей на горе уже не первую сотню лет, смотрела на протекающую далеко внизу реку, на раскинувшийся за ней город, кутавшийся в зеленую пышную листву, на дымящиеся
– Ирка, а ты была у церкви на горе?
– спросила она, озираясь.
– Была, конечно, - ответила сестра, крепко держа ее за руку.
– Там красиво…
– И кладбище там совершенно другое, не страшное, правда? Там летом кузнечики стрекочут, солнышко светит и облака прямо над головой плывут… и поют там красиво.
Словно отозвавшись на ее слова неподалеку протяжно завыли. Не вурдалаки, не псы - нет! Так тоскливо и страшно могли запевать запойные пьяницы, собиравшиеся в сквере неподалеку от Луны. Что-то тягучее, без начала и конца, да, в общем-то, и без музыки, словно сама смертная тоска вздумала оплакивать жестокую и бессмысленную судьбу.
Сестры прижались друг к другу еще теснее. Не сговариваясь, они почти бегом прошли мост и ступили в черную тень улиц, начинавшихся с узкой набережной. Они шли прямо и прямо, почти не замедляя шаг… и, оглянувшись, Маринка увидела, как из глубины вод медленно всплывало что-то, напомнившее ей брюхо гигантской мертвой рыбы. Она отвернулась. Разглядывать, что же такое скрывается в этой ужасной реке, ей не хотелось.
– Это Город Напрасно Умерших, владения Грызмага, темного духа, - сказала взрослая Марина своему спутнику.
– Понял, - напряженно ответил Рыцарь.
– Не знаю только, почему Ирина попала именно сюда. Кот говорил, что это место самоубийц.
– Самоубийства - они разные бывают, - задумчиво заметила Марина, шагая по горбатой поверхности моста. В этот раз в реке плавало несколько раздувшихся, слабо шевелящихся голых тел, окруженных светящейся зеленоватой ряской, но вглядываться у нее так же не было желания, как и тридцать лет назад.
– Наверное, не все попадают сюда…
– Где мы будем ее искать?
– немного помедлив, сказал Рыцарь.
– Знаете, королева, я слышал, что вы с Ириной уже были здесь еще детьми.
– Да. Были. Думаю, Ирина всегда помнила об этом, а я - забыла. А идти мы будем прямо, до угольно-черного дворца, открытого всем ветрам. Там стоит трон Грызмага. Пустой. Во всяком случае, тогда он был пуст.
То, что не все самоубийцы попадают в этот ужасный Город, думала и Ирина. Здесь бродили те, кто умер нелепо и случайно… зачастую так и не поняв, что умерли. Кто знает, что сейчас видел перед собой старик в телогрейке и с молоточком на длиной рукоятке? С такими молоточками на станциях обстукивают под вагонами колесные пары, или рессоры, или что-то подобное. Старик-железнодорожник медленно ковылял прямо к сестрам, неразборчиво бормоча и размахивая свободной рукой. В глубоко запавших глазах не светилось ни одной живой искорки. Следом за ним тащилось еще несколько темных фигур, закутанных с головой в обветшавшую донельзя, грязную марлю или кисею. Они и выли эту странную песню. Марина схватила Иринку за плечи и дернула в сторону - из черной подворотни прямо им под ноги выкатился выцветший футбольный мяч.
– Ирка, - срывающимся шепотом прошелестела она, - Ирка, смотри!
Окно первого этажа распахнулось, - медленно, как в дурном сне. Из проема окна вывалилась плотная масса тьмы, упершаяся в мостовую косым столбом. Так обычно вырывается из окна свет домашней люстры, очерчивая на асфальте прямоугольник. Но сейчас это был толстый луч тьмы, вступить в который нельзя было ни под каким видом. Вслед за мячом уже брела изломанная худая фигура с безжизненно болтающейся одной левой рукой. Культя правой нелепо торчала в сторону.