Назад дороги нет

Алан Брант

Лицо старика исказила недовольная гримаса, он нахмурил брови и скрестил руки на груди, посмотрел на юношу раздраженно и вместе с тем как-то устало. Калеб с тревогой отметил, что его глаза были покрасневшими и слегка воспалёнными.

– Я уже сё решил, – сказал мистер Беннет, нетерпящим тоном, – я не буду обузой для своей семьи.

Юноша едва сдержался, чтобы не ударить себя по лбу. Он и забыл, как иногда сложно, бывало, разговаривать с Джоном, особенно когда он упрямо стоял на своем, не желая никого слушать. «Спокойно, Калеб, – сказал он себе, – действуй аккуратно, приведи убедительные

аргументы, заставь его передумать».

– Джон, ты хочешь, чтобы мы смотрели, как ты медленно умираешь? – тихо, делая упор на последние слова, спросил юноша, глядя прямо в глаза старика.

Джон не ответил. Он опустил голову, старательно избегая внимательных взглядов своей семьи и Калеба, начал рассматривать красный узор на покрывале, как будто бы там был изображен шедевр импрессионистов.

– На эт’ счёт у меня есть кой-какие соображения, – медленно с расстановкой произнес мистер Беннет после некоторого молчания.

Калеб замер, не веря, что ему не послышались эти слова, и он услышал то, что действительно услышал. Он не был дураком и, конечно, сразу же догадался, что в этот момент старик намекал на самоубийство. Но в голове эта мысль совершенно не желала укладываться. «Джон этого не сделает! Он не посмеет убить себя! Да как ему вообще подобное могло прийти в голову?».

– Папа, ты с ума сошел? – вырвалось у Эммы.

Она смотрела на отца огромными полными слез глазами и растерянно качала головой. Рейчел, и вовсе не сдерживаясь, всхлипнула, закрыла лицо ладонями и тихонько заплакала. Она вся вдруг как-то сгорбилась, сильно задрожала и напоминала скорее столетнюю старуху, а не пышущую энергией и жизнью веселую женщину, которой была всего несколько минут назад. Эмма подошла к ней, крепко обняла, и принялась нежно поглаживать ее по волосам. На отца она старалась не смотреть.

– Папа, чё ты такое гришь?! – возмущено воскликнул Харви. На его щеках появились красные пятна злости. – Те нужна эт’ операция, так ради Бога ответь, почему ты не хошь её делать?

Он взмахнул руками и быстро заходил по комнате, запустил ладони в свои рыжие волосы, и что-то тихо забормотал.

– Почему? – задал риторический вопрос Мистер Беннет, грустно улыбнулся, затем внимательно оглядел каждого присутствующего в комнате. – Сейчас я объясню почему!

Он потянулся к тумбочке, достал из нее портсигар и, вынув сигарету, закурил, чего он никогда не делал дома, не желая расстраивать Рейчел, но сейчас она этого даже не заметила, продолжая тихонько всхлипывать. После нескольких минут напряженного молчания, которое, казалось, можно было резать ножом, сделав несколько затяжек, Джон наконец заговорил:

– У меня пятеро ребетёнков, Харви живет в Блекфилде – ему под силу обеспечивать свою семью, но не нашнюю, где ещё шесть ртов, – Харви хотел было что-то сказать, но мистер Беннет жестом руки его остановил. – Эмма работает, но еёшных денег едва ли хватит прокормить семью, если я буду сидеть в инвалидной коляске, а Рейчел будет моей сиделкой. Эван подрядился помощником в рыбной лавке, но ему будут платить гроши – на рыбе не особо разживёшься, особенно когда конкуренция большая. За близнецами некому будет следить, и они совсем отобьются от рук. Если меня не станет, то всем будет легче – не надо будет ни с кем нянчится, не нужно тратиться на лекарства, Рейчел сможет пойти на работу…

– Да что ты такое говоришь? – не выдержала Эмма, она вдруг ударила ладонью по столу, от чего угрожающе зазвенели бокалы, слезы

текли по ее круглому веснушчатому лицу. – Если нужно я пойду на вторую работу!

– И я буду высылать вам деньги, сколько смогу, – добавил Харви. Он вытянул руку и взял ладонь сестры в свою, выражая ей этим свою поддержку. – В конце концов вместе мы справимся.

– Вы будите работать на одни лекарства для больного немощного старика.

– Я буду помогать, – сказал вдруг, молчавший все это время, Калеб. И Беннеты дружно повернули головы, смотря на него.

На лицах Эммы и Рейчел читалась надежда и вера в юношу,.Харви хмурился, словно вообще не понимал зачем Калеб здесь находится, а Джон просто устало вздохнул и потер глаза.

– Те бы себя прокормить для начала, – с грустью подметил он.

Калеб помолчал. В этот момент, он отчетливо понял, что от его слов и его решения, зависит не только судьба Джона, но и его собственная. Сейчас раз и навсегда он мог перечеркнуть все свои стремления, желание стать выдающимся фотографом, заслужить популярность и славу. Но зато старик будет жить дальше. Он выучит своих детей, он увидит своих внуков, и он всегда будет рядом с Калебом. «Есть только два варианта, – подумал юноша, – и я уже знаю, какой из них выберу».

– Я у всех вас в долгу, – спокойно заговорил он, смотря прямо перед собой. – Вы приютили меня, когда мне было некуда пойти, приняли в свою семью ещё один рот, хотя денег катастрофически не хватало. И я хочу отплатить вам тем же.

Калеб протянул руку, положил ее на плечо старика, вглядываясь в его лицо:

– Джон, ты сделаешь операцию, твоя семья не будет бедствовать, но и в роскоши купаться тоже не будет. Как ты и хотел, я пойду работать на стройку, в нашу бригаду – там меня все знают, и опыт у меня есть, а значит я буду более-менее хорошо зарабатывать, и вместе мы сможем прокормить нашу семью. Да, ты будешь инвалидом, но ты увидишь, как растут твои дети и внуки, о тебе будут заботиться, как и должно детям о своих родителях, и никто даже взглядом не попрекнёт тебя тем, что ты инвалид. Я знаю – ты боишься, и это естественно, но мы твоя семья. И мы все будем рядом и поддержим тебя.

Он замолчал, все также глядя на мистера Беннета, серьезным уверенным взглядом пытаясь донести до него всю искренность своих слов. По щеке старика покатилась слеза, но он даже не попытался ее смахнуть, растянул губы в слабой улыбке и положил свою мозолистую ладонь поверх руки юноши.

– Ты был прав, когда грил, что я боюсь, – сказал он хрипловатым голосом. – И боюсь оч’ сильно того, что я стану никому не нужной старой развалиной. Я был опорой этой семьи, а теперь… Ты правда сделаешь эт’ для меня, мой мальчик?

– Конеш’, папа, – ответил Калеб и улыбнулся слегка грустной улыбкой. «Я сделаю все, чтобы ты был в порядке», – мысленно добавил он.

Джон медленно кивнул головой, а после обнял юношу и крепко прижал к себе, со всей отеческой сердечностью. Точно так же когда-то Калеба обнимал родной отец. Обещал, что будет всегда рядом, обещал, что поддержит его, что бы ни случилось, но потом он умер, а юноша, к своему стыду, даже голоса его уже не помнил. Как все-таки беспощадно ко всему время. Медленно, по крупицам, оно стирает важные мгновения из памяти человека, и их никогда уже не вернуть, как и не вернуть к жизни отца, как и не вернуть Джона, если он покажет себя полным упрямцем и все же откажется ампутировать ногу.